Простить нельзя помиловать

Тяжелее всего было уходить. Не подозревая, что и Машу мучает то же самое, Аркадий уговаривал себя: это самое трудное, в каких бы обстоятельствах мы ни оказались. Но если люди необходимы друг другу, чем облегчить расставание?

То, что через такое же испытание уже прошли миллионы семейных пар, не делало боль в груди хоть чуточку слабее. Аркадий тащил в груди свое разбухшее от боли сердце, направляясь к остановке прочь от больницы, с трудом дыша жгучим, морозным воздухом, в холодном автобусе усаживался у окна и, как беспокойного младенца, пытался хоть на какое-то время отвлечь его иными впечатлениями. Но оно все плакало и плакало так же горько и безутешно, как умеют лишь беспомощные и уязвимые новорожденные.

Дома на него наваливалась тишина опустевших комнат: Стас тоже где-то пропадал. Наверное, страшился оставаться в этой квартире, лишившейся Мишкиного топота, каждый раз затихающего у входной двери, и неизменного вопроса «Кто там?», когда в нее кто-то звонил, как и тихих звуков ребяческих игр, разворачивающихся на ковре в гостиной или комнате, частого шелеста страниц…

Аркадий вошел в комнату младшего сына и остановился на пороге, хотя его детям никогда не пришло бы в голову орать, как подросткам из американских фильмов: «Не входи в мою комнату без разрешения! Это моя собственность!» Письменный стол и сейчас был завален всякой всячиной, крайне необходимой Мишке. Перед тем как начать пылесосить, Аркадий обычно пристально оглядывал ковер: не затаилась ли в его узорах рука робота или маленький, размером не больше скрепки, автомат. Однажды тупой пылесос сожрал детальку конструктора, и Мишка заставил переворошить весь пылесборный мешок.

«Машу заставил», – вспомнилось ему. Тогда еще Машу. Она и не подумала спорить и доказывать, что, мол, обойдешься и без него, а, весело переговариваясь с сыном, утащила пылесос в ванную, чтобы произвести вскрытие без ущерба для квартиры…

«Головоломка, которую мне не решить никогда, – подумал Аркадий, разглядывая светло-коричневый ковер, который теперь чистил сам. – Она ведь была хорошей матерью. Души в мальчишках не чаяла. Что же произошло?»

– Надо сделать у него ремонт.

Аркадий произнес это вслух и сам удивился, услышав свой голос, ведь мысли его были заняты совершенно другим. Возлежавшая на диване Нюська нехотя подняла голову и уставилась на хозяина с холодным изумлением: «Что, старый, совсем из ума выжил? Уже сам с собой разговариваешь?»

– Это я тебе говорю! – оправдался Аркадий. – Помогать будешь? Ни черта ведь не делаешь в доме, могла бы хоть раз лапой шевельнуть! Надо сменить обои и плитки наклеить на потолок… Будет красиво. Он обрадуется, когда вернется. Давай? Ты будешь мазать стены и потолок клеем с помощью своего хвоста, а я приклеивать.

Не проявив интереса, кошка зевнула, показав маленькое розовое нёбо. Аркадий махнул на нее рукой и медленно обошел комнату, стараясь не наступать на игрушки, все еще группками лежавшие на ковре, – в ходе последних событий их даже некогда было убрать. Взял картонный истребитель, который Мишка доклеил накануне травмы, погладил крылья… На пальцах осталась зеленая полоска.

У Аркадия перехватило дыхание: краска еще не успела высохнуть, а в их жизни уже перевернулось. Они больше не спорят из-за штор, которые Мишка задергивал даже днем. Ему казалось, что из окна напротив его комната отлично просматривается.

«Надо купить жалюзи! – осенило Аркадия. – Он вернется, а они уже висят. Почему я раньше не додумался?»

Сев рядом с кошкой, он взял не дочитанную Мишкой книгу. Она была библиотечной, захватанной десятками других детей, а ему почудилось, будто страницы пропитались запахом его сына. И опять что-то взорвалось в сердце, и стало так больно, что, казалось, уже и не продохнуть. Аркадий осторожно положил книгу, не закрыв ее, и вышел из комнаты.

Он направился на кухню, пытаясь вспомнить: есть ли в холодильнике что-нибудь из остатков еды. Готовить ему не хотелось, не хотелось вообще ничего. Он чувствовал себя устрицей, из которой высосали содержимое. Внешне все оставалось по-прежнему, даже седины не прибавилось, а внутри была абсолютная пустота. Из нее надо было извлекать какие-то мысли, ведь работа не могла ждать. И ребята из лаборатории, несмотря на свое сочувствие к нему, тоже ждать не могут. Детей ведь растит не только он…

Звонок раздался в тот момент, когда Аркадий открыл холодильник, свирепо загремевший полками и стеклянной крышкой масленки. Он прислушался: почудилось? Закрыв дверцу, Аркадий подождал, и звонок повторился.

«Не Стас», – решил он. В их семье все звонили три раза, а то и больше.