Простите, утки!

Промолвила девица без стеснений,

Что ей не люб упавший на колени человек.

И, что, скорей всего, она полюбит

Последнего подонка, хулигана и хамло,

Чем первого красавца из балетной школы,

Танцующего мальчика в трико!

Весь зал взорвался диким смехом,

А в сердце Васи взорвалась любовь

И, растекаясь по сосудам сердца, яд «Джульетты»,

Заполнил Васи, молодую кровь.

С тех пор, отравленное сердце Василия Фёдоровича навсегда закрылось для женщин, оставив открытыми все остальные его органы. И чтобы их как-то оградить и не получить ещё и по уцелевшим, он стал подыскивать себе работу в коллективе с наименьшим содержанием коллег женского пола.

«Рекомендации» с прежнего места работы исключили даже перспективу трудоустройства в меховые и (от греха подальше) в зоологические магазины, а также в Зоопарк и Цирк. И подвернувшаяся вакансия ночного сторожа показалась Василию Фёдоровичу идеальным вариантом.

Устроившись ночным охранником в продуктовый магазин, в котором, во время дежурства, из женского рода ему составляла компанию только колбаса, сметана, ряженка, капуста и свекла, Василий Фёдорович вздохнул с облегчением. Теперь он смотрел в будущее с оптимизмом, надеясь на новый, качественный виток его жизни в продуктовом «раю». Неужели отныне он будет всегда спокойным, сытым и довольным?! Он убеждал себя, что жить без страсти намного легче и лучше! Что путь к сердцу мужчины, всё-таки, лежит через желудок, и что обиженное в детстве сердце может вновь ожить и радостно забиться с новой силой при виде копчёной грудинки, а не женской груди! Но, перечитав в течение рабочей недели все упаковки представленного в магазине ассортимента, перепробовав все, незнакомые до сей поры его желудку разнообразные деликатесные продукты, оптимизм Василия Фёдоровича поутих, и он затосковал.

После такого людного места как театр, где его постоянно окружал гул толпы, гробовая тишина ночного магазина с окружающими его мёртвыми представителями флоры и фауны, расфасованными по полиэтиленовым пакетам и закатанными в консервные банки, начала заметно угнетать Василия Фёдоровича. Ему постоянно хотелось нарушить эту зловещую тишину и с кем-нибудь поговорить, но из живых существ в магазине были лишь шныряющие по полкам с крупой бакалейные мыши да живая рыба, видевшая в нём не собеседника, а скорее огромного, жирного червяка. А начать разговаривать с самим собой он даже не пытался, понимая, что это первый шаг к смене обычной рубашки на психиатрически-усмирительную.

Вот и пришлось Василию Фёдоровичу, чтобы действительно не сойти с ума в этом зверином «морге» среди молчаливых грустных «физиономий» замороженных куриц, охлаждённых свиней и рыб, занимать свои мысли светлыми воспоминаниями о прошлом да запивать свою тоску по былым «пушистым» временам дешёвым тёмным пивом.

Иногда, увлечённо играя в «ночную рыбалку» (вылавливая из аквариума живую рыбу и выпуская её обратно), ему удавалось поднимать себе рабочее настроение и находить стимул в этой работе. И этим стимулом были ДЕНЬГИ. Не переставая скучать по театральному гардеробу, он время от времени подумывал о приобретении женской шубки, и даже несколько раз начинал копить деньги на её покупку, откладывая с зарплаты большую часть суммы, но хроническое смущение и страх перед продавцами не пускали его в меховой магазин. К тому же, он очень боялся, что со временем привыкнет к одной и той же шубе, и однажды, белая и пушистая ласковая норка превратится в стервозную, облезлую, серую, грубую крысу. А позволить себе прежнее сексуальное разнообразие, на зарплату сторожа, он, конечно же, не мог. Окончательно смирившись с судьбой, он стал влачить жалкое, и обречённое на одиночество, существование.

Прожив в таком состоянии год, его тошнотворные рефлексы не приобрели мятного вкуса к жизни, и он, решив расширить свой круг общения, вступил в местный клуб «Весёлых Беззаботных Пьющих Мужчин». Но пришедшие (после недельного фито-фестиваля «ГУЛЯЙ БОЯРИН, ПЕЙ БОЯРЫШНИК!») люди в белых халатах исключили его из этого клуба и пообещали, что если он не прекратит участвовать в подобных мероприятиях, то в следующий раз, вместо них, к нему придут уже «белочки».

Лишившись не только приятно-пахнувших меховых «подруг», но и новых, противно-воняющих «друзей» и не в силах больше терпеть свою никчёмную жизнь, он встал на табурет и полез в петлю.

За одно мгновение перед глазами Василия Фёдоровича пролетела вся его жизнь и «тормознув» где-то в глубоком детстве, на секунду перенесла его в прошлое, где маленький Вася торжественно стоял на табуретке перед Дедом Морозом…

На автоматизме, прочитав с выражением первый, пришедший в его голову стишок, Василий Фёдорович сделал вежливый поклон головой и слез с табуретки.