Проститутки на обочине

Я услышал, как взревел мотор грузовика, когда водитель сменил передачу. Поднялся на ноги, снова пошёл голосовать. Грузовик не остановился. И следующие за ним – тоже. Я снова остался на дороге один.

Снова огни фар. Легковушка? Нет, это был раздолбанный пикап. И он затормозил возле меня.

– Ну, не стой – залазь давай, пока не замёрз, – сказал водитель пикапа.

Я сел в машину. В кабине играла музыка в стиле кантри. Мы ехали по крайней правой полосе, слушали ковбойские песни. Нас обгоняли грузовики; их задние огни уносились вперёд, словно метеоры, исчезали вдали. Водитель пикапа покрутил ручку настройки радиоприемника, потом вернулся на прежнюю волну. Я заметил в окно указатель «Тексаркана». Убедился, что еду в нужную сторону, и снова задремал. Песни в стиле кантри терзали мои уши. Неважнецкие колыбельные. Из-под полуопущенных век я видел задние огни грузовиков, много огней…

– Я еду в Свитуотер, – сказал водитель пикапа.

– Годится, – ответил я.

– Я нефтяник, работаю на буровой. Последние пару недель вкалывал в две смены.

– Похоже, пора немного расслабиться.

– Нажраться в хлам, ты хотел сказать. Я намерен не просыхать, пока не уеду из Свитуотера.

Он отхлебнул глоток пива, затем передал бутылку мне. «Пёрл Лагер». Я тоже сделал глоток, вернул бутылку обратно.

– Мне нравится бурить дырки, – сказал он.

– Может, я тоже когда-нибудь попробую.

– А что, присоединяйся. Пойдём в одну смену.

Наверное, следовало согласиться, но я должен был вернуться в Сан-Франциско. Не то чтобы у меня была назначена дата, какой-то определённый срок. У меня ведь даже не было постоянной работы. Но я должен был вернуться.

Мы проехали мимо месторождения. Мимо уродливых силуэтов нефтяных вышек. В кабине гремела музыка кантри. Мы следовали за красными огнями, но они ускользали в темноту. Водитель пикапа пьянел.

– Нравится мне это. Ты когда-нибудь напивался до полного беспамятства?

– Бывало.

– Служил?

– В морской пехоте.

– Я тоже. Сначала Пэррис-Айленд, потом отправили в Корею. Поганая была заваруха.

– Я пошёл служить уже после.

Взошло солнце. Он наклонил голову, вглядываясь в дорогу налитыми кровью глазами. Затем всё-таки опустил солнцезащитный щиток.

Мы остановились возле придорожного кафе. Мне пришлось как следует хлопнуть дверцей, чтобы она закрылась. Водитель пикапа ввалился в кафе бесцеремонно. Никто не удивился; заведение было как раз для людей его сорта, тут к такому привыкли. Подошла официантка, у неё были рыжие волосы и скуластое лицо. Наверное, кто-то из предков был мексиканцем. Ей было слегка за тридцать. Стреляла глазками, сложила губки бантиком. Я был готов побиться об заклад, что она за милю учует нефтяника с тугим бумажником.

– Чего желаете?

– Стейк и яичницу – для меня и моего напарника.

– Кофе хотите, мальчики?

Мы кивнули.

– У меня есть уютная комнатка в подсобке, – шепнула она. Как-то чересчур долго записывала заказ. Медленно произнесла: – Так… ладно, – и удалилась.

– Нипочём не пошёл бы с ней в подсобку, – сказал водитель пикапа.

– Не стану осуждать тебя за это, – сказал я. – Знаешь, я до сих пор не спросил, как тебя зовут.

– Эл.

– А я – Эрих.

Официантка вернулась с нашим заказом. Я, конечно, слыхал, что в Техасе готовят большие стейки. Мне подали овальную тарелку, с одной стороны лежала поджаренная яичница-глазунья из четырёх яиц, с другой – здоровенный кусок мяса с подливкой. Огромные кофейные кружки. Это Техас, Тотошка. Я был голоден как волк, хотя ни за что не признался бы в этом. Я не хотел, чтобы Эл подумал, что я – нищеброд.

Мы поглядывали друг на друга, кромсая свои стейки, затем принялись орудовать вилками, отправляя кусочки мяса в рот. Словно ни он, ни я, не хотели показаться чавкающими животными. Мы сдерживались изо всех сил, чтобы соблюсти видимость приличия. Вскоре на тарелках не осталась ничего, кроме нескольких косточек и остатков яичницы.

– Ещё кофе, мальчики? – спросила официантка.

– Я под завязку, – сказал Эл.

– Техасский стейк и яичница – это сила, – сказал я.

– А кофе? – спросил он.

Я промолчал. По-моему, Эл и не ждал от меня ответа. Он расплатился с официанткой, оставив ей щедрые чаевые.

– Славно закусили, да? – сказал Эл, когда мы возвращались к пикапу.

– До отвала, – сказал я. – Грех жаловаться.

– Давай-ка сгоняем и возьмём себе парочку полдюжин.

Мы купили две упаковки по шесть банок пива, забрались в пикап и стали пить.

– По-моему, я в говно, – сказал Эл.

Мы пили. В пикапе изрядно пованивало; мы потели в душной пивной атмосфере, обоим давно следовало помыться. На дороге были видны грязные следы от колёс грузовиков. Временами нам попадались целые автопоезда, проносились мимо, каждый по своему собственному маршруту.

Мы катили в сторону Свитуотера, налитые пивом до бровей. Мы были пьяны, а день ещё только начинался. Появлялись и пропадали автозаправочные станции. Появлялись и пропадали шестибаночные упаковки.

– Где р’ботать бушь? – спросил Эл.

– В порту, как обычно, – сказал я.

– Забей на эту х’ню, – сказал он. – Я ж грю, давай со мной, на буровую. Ты ж свой мужик, морпех. Да?

– Мне нужно домой, – сказал я.

– Потом жалеть будешь, – сказал он.

Так и вышло.