Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

Источником их существования служила плата за предоставление на час или на ночь своего жилья для проститутки и гостя. Хозяйка занимала часть комнаты с перегородкой, а другую ее половину или чулан сдавала. Порой в пригоне не было даже кроватей, и проститутка с гостем располагалась на полу. Иногда в такой комнате размещались, две-три пары. Встречались среди притоносодержателей и семейные люди, обремененные детьми, но не располагавшие достаточными средствами. Нередко хозяином притона выступал инвалид, жена которого перебивалась лишь случайным поденным заработком. Они также пускали в свою квартиру на какое-то время проституток с клиентами. Владельцы домов свиданий такого уровня вызывали у представителей правоохранительных органов чувство жалости, и им, как правило, определяли минимальную меру наказания. Гораздо строже относились к представителям бывших имущих слоев населения, промышлявших содержанием притонов. Но эта категория хозяев домов свиданий была немногочисленной, о чем свидетельствуют хотя и разрозненные, но довольно впечатляющие статистические данные.

Как уже отмечалось, содержанием притонов занимались в основном женщины. Среди осужденных в 1925 г. в Ленинграде по соответствующим статьям Уголовного кодекса (УК) РСФСР притоносодержателей они составляли 68,5%, по РСФСР в целом — 65%. Основная масса хозяек сама нередко участвовала в «обслуживании» гостей.

Среди сводников преобладали лица среднего и старшего возраста: особенности их профессии требовали известного жизненного опыта. По данным за 1925 г., более половины сводников пребывали в возрасте от 30 до 39 лет, треть — старше 40 лет. Лишь 14% являлись неженатыми и холостыми, 37% — разведенными и вдовыми, около половины состояли в браке. Большинство сводников имели детей, иногда даже по трое-четверо. Примерно каждый десятый принимал наркотики, и каждый второй страдал от алкоголизма. По национальной принадлежности три четверти составляли русские, затем шли латыши, эстонцы, евреи, поляки.

Среди притоносодержателей преобладали чернорабочие и лица без определенных занятий. Тайный промысел приносил основной их части свыше 25 руб. в месяц, но дифференциация в доходах существовала, и большая. 43% проживали в квартирах из трех и более комнат. Четвертая часть притоносодержателей были неграмотными, остальные имели начальное и домашнее образование[122].

Однако практическая сметка и организаторские способности восполняли недостаток теоретических знаний. В исследованиях 20-х гг. отмечалось, что среди притоносодержателей можно встретить «… людей с весьма солидным умственным багажом, людей с сильно развитой коммерческой жилкой, для которых достижение раз назначенной цели оправдывает все средства»[123].

В Ленинграде борьба с притонами особенно активно развертывалась во второй половине 20-х гг. По соответствующим статьям РСФСР только в 1925 г. были осуждены 49 человек; в первой половине 1926 г. ленинградская милиция возбудила еще 73 дела по фактам вовлечения в проституцию, а в 1927 г. в одном лишь Центральном городском районе выявили 46 притонов и привлек к суду 63 человек.

Уголовное преследование лиц, пытавшихся возродить организованные формы проституции, возымело свое действие: число притон в Ленинграде постепенно сокращалось. И все же в милицейских материалах содержатся данные о своеобразных домах свиданий, функционировавших даже в конце 30-х гг. Так, в 1936 г. работниками уголовного розыска было ликвидировано 97 притонов и более 100 человек привлечено к условной ответственности. Среди них попадались весьма любопытные по характеру и клиентуре заведения. Одно из них функционировало на улице Дзержинского, 47. Здесь постоянно «работали» семь женщин. Клиентуру вербовала санитарка туберкулёзного института, чья профессия являлась как бы своеобразной гарантией здоровья проституток. Сеанс в советском борделе стоил 5 руб.[124]

В целом притоносодержательство 20—30-х гг. не достигло дореволюционного уровня. Оно превратилось в подсобный заработок для наименее обеспеченной части городского населения. Советские бордели этого периода не представляли собой даже жалкой тени прежних домов терпимости — солидных заведений с постоянной клиентурой и частой сменой «живого товара». Измельчали и сами хозяйки, превратившиеся из равноправных членов общества в уголовных преступниц.