Просто бизнес (СИ)

  У работавших здесь специалистов вообще возникла сумасшедшая теория, которую лишь предстоит проверить на практике, забравшись ещё глубже в прошлое. Они предположили, что самые ранние понятия, то есть вообще зачатки устной речи, первые фонемы и лексемы, зародились ещё у поздних эректусов Европы и Азии, то есть у гейдельбергского человека в Европе, дманисийского эректуса на Кавказе, синантропа на Дальнем Востоке и у аналогичных эректусов в Средней и Южной Азии. Полноценный язык у них, в силу их общей примитивности, так и не сложился, но вот его зачатки неандертальцам и денисовцам они сумели передать, а уж те развили их дальше и обрели полноценную коммуникативную способность, что повлекло за собой и дальнейшее усложнение, усовершенствование общественных отношений по сравнению с архантропами.

  И только я хотел спросить у Хэпшоу, как же могло произойти это заимствование, если по его же собственным словам неандертальцы и кроманьонцы в повседневной жизни совсем не пересекались, как ситуация за воротами изменилась.

  Поначалу неандерталец говорил с Хайденом так, словно на что-то жаловался и о чём-то умолял. Непонятными были лишь слова, но не интонации, с которыми те произносились. Эти интонации ни с чем не спутаешь, они отражают эмоциональное состояние, а эмоции у всех людей одинаковы, в том числе и у неандертальцев. Почему должно быть иначе?

  Вот только чем дольше палеоантроп говорил, тем сильнее его речь и его эмоции менялись. В какой-то момент горесть и мольба исчезли, им на смену пришли угрозы, сопровождаемые недвусмысленными жестами.

  Хайден стоял неподвижно и сверлил первобытного охотника своим ледяным взором прирождённого убийцы, переместившись так, чтобы не выпускать из поля зрения остальных охотников в траве. Он излучал прямо-таки твердокаменную уверенность и спокойствие и я даже позавидовал его стойкости и выдержке. Сам бы я наверняка шарахался от неандертальца при каждом его выкрике, при каждом движении, потому что даже без оружия он вообще-то выглядел довольно угрожающе.

  Впоследствии мне довелось увидеть, что именно, какакое потрясение способно поколебать железобетонную выдержку Хайдена, однако в описываемый день он ещё был непоколебим. Чего нельзя было сказать о Джуниоре. Возможно, если бы сын прожил столько же, сколько отец, столько же повидал бы и пережил, он сделался бы таким же хладнокровным, невозмутимым, терпеливым и рассудительным, привык бы сперва всё взвешивать, а уж затем действовать. Однако Джуниор вырос глупым, импульсивным и избалованным ребёнком, привыкшим к тому, что папаша в случае чего разгребёт за ним любое его дерьмо.

  Едва неандерталец перешёл к угрожающим жестам и гневным возгласам, как Джуниор шагнул из-за спины отца и разрядил в первобытного человека фульгуратор...

  В киношных боевиках мы постоянно видим это оружие в действии. Современная компьютерная графика во всех подробностях показывает, что при этом происходит с жертвой. Но там это всё понарошку, всё нарисовано. По-настоящему никто не умирает. А здесь всё было взаправду. Тело неандертальца просто взорвалось облаком тончайшей взвеси, окрасив несколько квадратных ярдов травы в красный цвет.

  Помню, в школе нам давали такое обоснование всеобщего и повсеместного перехода на фульгураторы. Представьте, говорили нам, что началась война. Кто-то куда-то вторгся, кто-то в кого-то стреляет, на кого-то падают бомбы, по кому-то ведётся массированный артиллерийский, ракетный и миномётный обстрел, туда-сюда снуют дроны с боевыми лазерами... Если во все стороны строчат пулемёты, летят осколки и шрапнель, страдают не только боевые части с обеих сторон, в ещё большей мере страдает ни в чём неповинное гражданское население, разрушается техносфера, архитектура, объекты культуры и искусства. И получается, что основные тяготы войны ложатся не на плечи тех, кто её развязал, от неё прежде всего страдают те, кто не имеет к ней прямого отношения. Разве это справедливо, разве это гуманно? Экономика разрушенной страны неминуемо скатывается в хаос, это приводит к лишениям, голоду, болезням, безработице. Почему же должны страдать невинные? Почему вместо быстрой ликвидации нескольких безумцев и их сообщников любая война превращается в долгую и непрерывную последовательность массовых убийств непричастных к ней лиц? Почему по окончании войны на плечи этих обездоленных вдобавок возлагается и груз уплаты всех контрибуций и репараций?

  Фульгуратор убивает наверняка и только того, на кого ты его направляешь. От него не страдает мирное население, которое прячется по домам, боясь высунуть наружу нос. От фульгураторов не страдают дома, транспорт, памятники, потому что это оружие поражает лишь живую плоть. Нет надобности в бомбах, ракетах и снарядах, поражаются лишь те, кто непосредственно участвует в боевых действиях. После такой войны госпитали не переполнены ранеными, а улицы и площади не кишат побирающимися инвалидами, кому оторвало ноги или руки.