Просто Чехов

В медицинском отчете, направленном земству, он признается, что амбулаторным больным (принял более тысячи человек!) уделял внимания недостаточно из-за частых разъездов по участку и «собственных занятий, от которых… не мог отказаться».

Врач и литератор – они всегда спорили в нем и всегда взаимодействовали.

Младший Чехов, Михаил Павлович вспоминал: “В сущности у нас в Мелихове образовался настоящий больничный приемный пункт. Ежедневно чуть свет больные уже сидели во дворе усадьбы в ожидании приема. Антон Павлович вел регистрацию больных, и по записям видно, что больные приезжали к нему из деревень, отстоящих от Мелихова на 20–25 верст.”

Ассистентом, медицинской сестрой во время приема старательно и толково работала Мария Павловна, хозяйка Мелихова.

Вот описание состояния доктора Чехова в холерные годы.

«…Душа моя утомлена… Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры…»

А вот так трансформируется это характерное для сельского лекаря мышление в реплике Астрова («Дядя Ваня», Мелихово, 1896 г.)

«…От утра до ночи все на ногах, покою не знаю, а ночью лежишь под одеялом и боишься, как бы к больному не потащили…»

Из человеколюбия Антон Павлович Чехов нес этот крест добровольно, исполняя клятву Гиппократа.

В докторской белой фуражке и кителе, в обнимку с Анной Петровной, служившей ему верой и правдой практически все мелиховские годы. Антон Павлович, не шутки ради, позирует брату Александру для этого замечательного двойного портрета. Как бы он везде успевал, не будь в любой час готова везти его к больным покладистая, работящая, безотказная Анна Петровна!

“Не жалеете Вы себя, Антон Павлович…”

Приняв вещи Антона Павловича от извозчика и проводив писателя до пятого номера, поверенный в делах по Большой Московской, коридорный Семен Ильич Бычков достал из-за обшлага форменной куртки продолговатый конверт.

– Неделю как была здесь с этим конвертом барышня – видная из себя, розовощекая молодая особа. Очень сокрушалась, что вас нет. Оставила конверт, чтоб я передал, – объяснял словоохотливый коридорный, не выпуская из рук письма.

– Семен Ильич, письмо-то барышнино не унесите.

– Ох, грехи наши тяжкие. Заговорился, – поставив на привычное место, справа от стола, баул Антона Павловича, он почтительно передал письмо. – Теперь вы с дороги передохните, а я мигом закусочку соображу, чайком вас побалую.

– Это кстати. Знобит меня. Прошлой ночью опять кровью плевал.

– Не жалеете вы себя, Антон Павлович, честное слово. По весенней ростепели – грязь, холод, реки вот-вот взломает – вы мотаетесь туда-сюда.

Вместе со стуком в дверь послышался голос:

– Посыльный из «Русской мысли».

Не ожидая приглашения, видимо, осведомившийся у швейцара, что Чехов дома, вошел улыбчивый парень в светлых кудрях, будто обсыпан сосновыми стружками.

– Пожалуйте, Антон Павлович, для вас корректурные листы и записка от Виктора Александровича.

– Спасибо, голубчик! – он немедля достал из аккуратно склеенного конверта записку.

«Дорогой Антон Павлович, в понедельник корректуру верни. Твой В. Гольцев».

– Семен Ильич, какой сегодня день?

– Пятница. 21 марта. – Бычков с важностью извлек из жилетного кармана часы-луковицу. – Пять часов пополудни.

– У меня на корректуру – сегодняшний вечер, суббота и воскресенье. Но не следует забывать, что в Москве Суворин.

Поднес к глазам записку Гольцева: «В понедельник корректуру верни».

– Мне в прошлый раз Виктор Александрович намекал, будто ресторанного официанта Чикильдеева вы с меня списали. Только я здоров, славу богу, а ваш Чикильдеев в деревню помирать выехал.

– Одна умная, талантливая особа сорока с лишним лет от роду тоже вообразила, будто в рассказе «Попрыгунья» с нее списана юная Ольга Дымова. Произошел форменный скандал. Будь она кавалером, непременно вызвала бы меня на дуэль. Гольцев напрасно это вам навязывает. Судите сами: Чикильдеев – смертельно больной, а ты, Семен Ильич, слава богу, в полном порядке.

– А лестно, Антон Павлович, попасть к вам в книжку.

– Ну-ну! А где же обещанный чай, сыр и прочее?!