Просто дети

Важнее другое: Фернандо был почитателем творчества Роберта и моего собственного творчества, часто заходил в наш лофт посмотреть новые работы. Приобретал наши вещи во времена, когда мы с Робертом нуждались в деньгах и моральной поддержке.

Роберт сфотографировал меня для моего первого тоненького сборника стихов «Кодак» — брошюрки, которую выпустило филадельфийское издательство «Миддл-Эрс букс». Я решила, что обложка должна напоминать издание «Тарантула» Дилана: кавер на кавере,[108] так сказать. Купила кассеты для «Полароида» и белую рубашку с воротником на застежке. Надела ее с черным пиджаком и очками «Вэйфарерз».

Роберт не хотел, чтобы я надевала черные очки, но стерпел мой каприз: для фотографии на обложку сфотографировал меня в очках.

— А теперь сними очки и пиджак. — И сделал еще несколько кадров, где я в белой рубашке. Отобрал четыре, выложил в ряд. Взял пустую кассету. Вставил одну из фотографий в кассету — черную металлическую рамку. Счел, что черная рамка не подходит. Обрызгал ее белой краской из баллончика. Роберт умел преображать исходные материалы и находить им неожиданное применение. Он выудил из мусорного ведра еще три или четыре пустых кассеты и тоже покрасил.

Еще немного покопался в мусоре, выудил черную бумажную полоску с надписью «Не прикасаться», вставил в одну из распотрошенных кассет. Когда Роберту улыбалась удача, он был вылитый Дэвид Хеммингс из «Фотоувеличения». Сосредоточенность на грани помешательства, снимки, развешанные по стенам — кот-сыщик, метящий территорию, которую патрулирует. Кровавый след, отпечаток ступни — его метка. Даже слова Хеммингса из фильма казались многозначительным намеком, заветной мантрой Роберта: «— Хотел бы я иметь кучу денег. Деньги — это свобода. — И что бы ты делал с этой свободой? — Да все, что захочу».

* * *

Как говаривал Артюр Рембо: «Новые декорации — и шум новый». После нашего с Ленни Кеем выступления в церкви Святого Марка моя жизнь ускорилась. Мои связи в среде рок-музыкантов окрепли. На вечере были многие известные критики — Дейв Марш, Тони Гловер, Дэнни Голдберг, Сэнди Перлмен, и теперь мне чаще заказывали статьи. А подборка стихов в журнале «Крим» стала моей первой крупной публикацией как поэта.

Сэнди Перлмен вообще выстроил целую концепцию того, чем мне стоило бы заняться. Тогда я еще не была готова осуществить этот сценарий моего будущего. Но мнение Сэнди всегда ценила. В голове Сэнди хранилась целая библиотека аллюзий — от пифагорейской математики до святой Цецилии, покровительницы музыки. Его оценки были основаны на глубоком знании всего на свете. В центре его непостижимой картины находился культ Джима Моррисона: Сэнди отводил Моррисону столь важное место в своей личной мифологии, что даже одевался под него — черная кожаная рубашка, черные кожаные брюки, пояс кончо[109] с огромными серебряными кругляшами. Сэнди был человек с юмором, говорил скороговоркой, никогда не снимал черных очков — прятал голубые льдинки своих глаз.

Сэнди видел меня «фронтменом» какой-нибудь рок-группы. Я о такой роли и не помышляла, да и не поверила бы, что справлюсь. Но после того, как мы с Сэмом сочиняли и исполняли песни в «Ковбойском языке», мне захотелось поглубже изучить, как пишутся песни.

Когда-то Сэм познакомил меня с композитором и клавишником Ли Крэбтри, который работал с The Fugs и The Holy Moda Rounders. У Крэбтри был номер в «Челси», где стояло бюро, битком набитое сочинениями: стопками музыкальных произведений, которых еще никто не слышал. У Крэбтри всегда было такое лицо, точно ему слегка не по себе. Он был веснушчатый, с жидкой рыжей бородкой, рыжие волосы прятал под шерстяной шапкой. Невозможно было понять, молод он или стар.

Начали мы с песни, которую я сочинила для Дженис, с песни, которую она так и не спела. Крэбтри обошелся с ней по-своему — наигрывал мелодию словно бы на каллиопе.[110] Я немножко робела, но Крэбтри робел еще больше, и мы были терпеливы друг с другом.

Проникнувшись ко мне доверием, он немного рассказал о себе. Он очень любил своего деда, у которого и жил в доме в Нью-Джерси, а дед оставил ему в наследство дом и еще кое-что: наследство скромное, но все же не пустячное. Крэбтри признался, что его мать оспаривает завещание, пытается запретить ему распоряжаться наследством, ссылаясь на его хрупкую психику. Даже пробовала упрятать его в больницу. Он повез меня смотреть дом. Пришел, сел в кресло своего дедушки и заплакал.

После этого мы отправились репетировать, и дело пошло на лад. Мы работали над тремя песнями. У него были кое-какие идеи насчет музыки к «Собаке Дилана» («Dylan’s Dog») и «Пожару, возникшему без причины», а закончили мы «Песней о работе» («Work Song») — моей песней для Дженис. Я поразилась, как классно она зазвучала: Крэбтри подобрал тональность, в которой я могла петь.