Просто друзья

Он вжимает меня в себя, что я становлюсь как кукла, что связали по рукам и ногам, остался только взгляд, он гневно выжигает Глеба, его красивое лицо, его красивые губы, которые мне так нравилось целовать. Хочу сжечь его всего, на обломках своих же чувств, бросив спичку и подлив бензина из его же малышки. Эпичная концовка. Но все, что мне удается сделать, это плюнуть в него, в его лицо, на котором я уже вижу улыбку победителя. Плюю с удовольствием, прыскаю ядом.

– Сука!

Момент, когда ты застываешь в воздухе. Эта секунда, не больше. Но она как кульминация танца, его вершина. Такая сложная и интересная одновременно. Сейчас этот момент – его поцелуй. Губы, что накрывают мои. Влажно и страстно. Наши чувства – оголенные провода, слишком беззащитны и открыты. Непозволительно для нас, для друзей. Если их соединить, будет разряд, он убьет нас. Этот поцелуй – он разряд, током проносится по всем венам, по всем косточкам моего тела. Глеба кроет так же, его потряхивает. Он целует не так как раньше. Сдался. Мой Глеб Навицкий сдался мне.

Глава 23.

Воспоминания из дневника Милы.

Глеб отстранился от меня так же резко, как и начал. Словно опомнился. А потом прижал меня грудью к стене, дышит часто, я чувствую его дыхание. Рукой задирает свитер, сжимает грудь. Сейчас не страшно. Руками обхватываю его шею. Царапаю.

– Бл*дская балеринка! – выдыхает он в меня.

Слышу звук пряжки ремня. Такой звонкий, что разрезает пространство. Предвкушение чего-то колючего, что заставляет кожу покрыться мурашками. Долгожданные касания. Они жадные, нетерпеливые, жесткие. Я ощущаю их на своем теле.

Глеб не церемонится, будто чувствует, что сейчас нежность, легкость – лишние. Они как ненужные элементы всей нашей конструкции, что мы сами построили.

Где-то отдаленно слышу свой стон. Пошлый, но хочется его повторить. Теперь мой голос не кажется каким-то чуждым и странным. Сейчас это музыка, вступление перед основным актом. Я скрипка, тонкий звук, что исходит от аккуратного, но верного касания смычка.

Можно ли сейчас хотеть своего мужчину больше, чем я сейчас? Такого близкого, но вместе с тем очень далекого.

В какой-то спешке, боязни не успеть, задеваем вещи вокруг. Что-то бьется, что-то просто падает. Шум, звон, стоны, мат Глеба – как маячки. Они закрепляются внутри, заставляют идти дальше, помечают нашу тропку. Мы идем по ней вместе. Дико, в чем-то даже по-животному низко.

Моя шея в его власти. Хищник оставляет на ней свои укусы, не смертельные, но чувствительную кожу слегка саднит от них. Боль, которая воспринимается как награда. Он ведет своим горячим языком вдоль шеи, ключицы, с каким-то утробным рычанием сжимает, вдавливает в стену. А потом расстегивает пуговицу на моих джинсах и расстегивает молнию. Еще один маячок.

Рука горячая, как капли того кипятка, что бурлил во мне несколькими минутами ранее. Он ведет ее вниз, задевает чувствительные точки, и мне хочется стонать громче.

– Бл*ть, только не сдерживайся! – шипит мне ушко. Хочется большего, чтобы прикусил мочку, как в прошлый раз, чтобы говорил, шептал. Только мне.

– Глеб…

– Если скажешь, чтобы прекратил, то не выйдет, шоколадка. Я тебя сейчас здесь трахну.

– Тогда трахни уже.

Голоса чужие, они не принадлежат Глебу и Миле. Это два человека, чьи желания низменные. Но от них стреляет, на поражение. Два безумных, умалишенных, их цель – касаться друг друга, еще не исследовать – сейчас на это нет времени. Томление – чувство, что неуместно, ласка – для нее уже поздно. Просто жесткое дыхание, частые стоны, влажные звуки и взрывы самой мощной бомбы перед глазами.

Я не вижу Глеба, только чувствую. Передо мной стена в жуткий, как мне теперь кажется, цветочек.

Глеб уже успел приспустить свои джинсы, я чувствую его напряженный пах, как тогда в зале. Он правда возбужден, его эрекция упирается мне в ягодицы. Когда он толкается в меня, кажется, мир рушится, стены падают. Моя опора – только его руки.

– Если будет больно…

– …терпи? – неудачно заканчиваю я его фразу.

– Дура, бл*ть. Говори!

– Ни за что!

Только микросекунда страха, когда почувствовала горячую головку между ног. А потом снова боль, что отрезвляет. Глеб вошел резко. Глотаю воздух большими жадными глотками, пытаюсь выжить, выбраться через эту густую боль, что концентрируется внизу, как тиски, как горячая колючая проволока, обматывающая меня.

– Глеб, – кричу я.

Ни одного лишнего движения. Он стоит, ждет, пока привыкну. Только целует, немного грубо и очень влажно. След его губ, мокрый след от слюны – на шее, на плече, предплечье. Мучение, такое сладкое, что та самая колючая проволока кажется чертовым спасением в этом мире. Ее уже не хочется разматывать, только скрутить в узел и удерживать.

– Все хорошо…

Глеб двигается сначала медленно, давая мне еще немного времени привыкнуть. Растягивает меня под себя. Каждая венка, каждая неровность – я чувствую все. И это мне нравится. Как кошка, которую взяли за холку и грубо имеют, но остается только мурчать, даря себя другому.