— Да, Глеб, уверена, идет к своей мечте. Она немного дикая, но в этом весь он, — я встаю и подхожу к раковине, чтобы повторить точно такие же действия — стакан, кран, вода. Руки немного трясутся. Я чуть не проливаю воду.
— И давно?
— Что именно? — теперь я чуть не поперхнулась. Отчего-то я знаю, что именно он спрашивает.
— Давно ты влюблена в Глеба?
Стою перед выбором. Открыться или соврать? Что я буду иметь, выбери я одно из предложенных самой же вариантов?
Понимаю, во мне что-то такое растет, что я готова защищать свое до конца. А чувства к Глебу — мое. Мне надо это защитить. А еще хочу защитить самого Глеба. Я знаю, что его недооценивают. Он словно потерявшийся мальчик, часто бунтующий против правил. Чем сильнее его затягиваешь в клетку, тем сильнее он стремиться из нее выбраться. Хочется его приручить. А еще хочу попасть в его мир, проникнуть. Отчего-то я уверена, что он интересный. Его бы разгадать, узнать…
План в моей голове складывается, как паззл. Быстро и четко, словно всегда был там.
— Павел, может, просто надо… — делаю паузу, ищу правильные слова, — связать его жизнь с человеком, который научит его быть ответственным, отзывчивым, добропорядочным, — перечисляю я.
Он смеется. Так же, как и сын. Один в один. Сердце пропускает удар за ударом, стоит закрыть глаза и представить вместо него Глеба.
— Ты хочешь сказать, что Глеба надо женить? Так в нем проснется ответственность? — звучит и правда смешно. И на что я только надеялась?
— Зависит от того, на ком женить…
— И на ком?
— Может, на той, кто на это готов? — я встаю и смотрю на Павла. Собираю всю смелость, что внутри. Ее мало, но когда она просыпается, меня не остановить. Я чувствую, будто становлюсь другим человеком. Какая-то темная сторона меня. Странная, со своими привычками, законами. У нее другие движения, другие цели.
— Ты правда думаешь, что Глеб так легко изменится? Если так, Мила, то ты совсем не знаешь моего сына. Если он захочет измениться, захочет что-то поменять в своей жизни, то только потому, что сам этого захотел. Знаешь почему так? Я такой же. — Его голос заставляет сжаться. Грозно, он защищает своего ребенка.
— Тогда вы прекрасно понимаете, что в любой момент Глеб приведет ту, которую выберет он, но не одобрите вы. Назло. Он же любит бунтовать? — не отступаю. Смелею настолько, что делаю шаг навстречу. В моих глазах огонь, я сама его разожгла. — Как думаете, как скоро это произойдет? Делаете шаг вы — делает он. Игра.
— И ты предлагаешь вместо шашек сыграть в шахматы?
— Хм… я предлагаю скрепить две семьи прочным союзом. Мне кажется, от этого только все будут в выигрыше.
— А Глеб?
— Об этом я позабочусь, поверьте.
Мы еще какое-то время смотрим друг на друга, словно наш диалог продолжается взглядами. Он бьет — я защищаюсь и наоборот. Битва, которая заканчивается мирным соглашением. Только обычно так поступают проигравшие стороны. Победителей нет, а проигравшие все. Но это назвали красивым и громким словом — Мир.
Мы расходимся. На душе камень, я чувствую, что позволила большее. Даже не так. Меня будто окутал туман, я не понимала, что творю. Как навождение. Словно ловила мечту за хвост, не отпускала до последнего, она ведь в моих руках, значит, надо бороться до последнего.
— Павел, — зову я его, — Пожалуйста, не рассказывайте никому.
— Обещаю. Мила, ты правда его так любишь?
— Как только услышала его имя, — опускаю взгляд. Смелость ушла, осталась пустота, что играю судьбой того, кому я не нужна.
— Тогда береги его.
Глава 32
Глеб
“ — Тогда береги его.”
Захлопываю тетрадь.
Должен что-то почувствовать. Например, злость, обиду. А может, гнев. Что-то же должно быть после того, как узнал, что именно из-за нее, из-за Милы, меня женили. Как безобразного мальчишку, которого просто надо загнать в эту самую клетку. Ведь не слушаюсь, бунтую, делаю так, как считаю нужным. Что это было? Наказанием? Спасением?
Но понимаю, что я не чувствую ничего. Глухо и пусто. Словно никаких чувств и не было. Я чистый холст. Рисуй, что хочешь, пиши, что считаешь нужным. Если взять синий, то можно нарисовать море или глубокий океан. А если взять голубой, то небо. Желтый — солнце, зеленый — деревья, коричневый — земля. И вот, картинка уже есть. Она цветная. И жизнь преобразилась красками. Они обычные, с нормальными названиями. Нет никаких ультрамариновых, пепельных и лазоревых. Но проблема в том, что я не хочу брать краски и раскрашивать свою жизнь.
Или наоборот, я не чистое и белое полотно. Я смесь всех имеющихся красок, что в сумме дают грязно-коричневый, а может, и вовсе черный. Как бездна, как пропасть, в которую я и упал. Моя жизнь — черная картина, у которой даже нет рамки. Ее грубо выбили, оставив корявую бахрому на полотне.
Отворачиваюсь к окну. Там снова дождь, он не прекращается. Словно хочет смыть все, что мы натворили. Есть желание выбежать на улицу и ощутить холодные капли на своем лице, на теле. Они бы стекали вниз и оставляли дорожки от красок, что внизу смешивались бы в некрасивый и безымянный цвет.