Сейчас я видел Землю. И если звезды — это красиво, то Земля… ее даже сравнить ни с чем невозможно. Вот эта ее голубизна — что-то потрясающее. И гравитация — тоже что-то потрясающее. Не знаю, почему я вспомнил про гравитацию, — может, начал уже слегка уставать от невесомости. Казалось бы, обычная сила тяжести, что в ней хорошего? Много чего. Она не просто притягивает тебя к поверхности, хотя и это уже кое-что. Нет, мне, конечно, нравится невесомость, но находиться в ней все время — все равно что питаться одной сахарной ватой. Под конец ужасно хочется картошки. Но не в этом дело.
Гравитация удерживает около Земли газы, в том числе воздух, которым мы дышим. И воду в океанах. И облака в небе. Поэтому на поверхности Земли никогда не бывает, скажем, сто тридцать градусов. Гравитация держит Солнце, не дает ему разлететься на кусочки. Чуть больше гравитации — и Солнце было бы компактнее, светило бы ярче и сгорело бы быстрее, просуществовав всего несколько миллионов лет, — короче, жизнь в Солнечной системе не смогла бы зародиться. Чуть меньше гравитации — тусклое Солнце не прогрело бы как следует Землю, и жизнь точно так же не смогла бы зародиться.
— Там у вас поблизости есть какая-нибудь большая дорога? — спросил папа.
— Ну как поблизости… Понимаешь… — Я смотрел на Землю и видел маму, папу, ярмарку в Саутпорте, шестьдесят первый автобус и еще многое из того, что там есть. И, чтобы не видеть все это сразу, я выставил вперед большой палец, но закрыть им всю Землю не получилось, а потом я заметил еще кое-что, маленькую точку — мне показалось, комарик вьется над моим большим пальцем.
Это возвращался командный модуль.
— Давай так, — сказал папа. — Ты поищи, где у вас там ближайший бар или гостиница, что-нибудь такое… Тьфу ты, деньги на счету заканчиваются… Пришли мне эсэмэску. А я, как пополню счет, войду в «ДраксМир» и тебя отыщу. Договорились?
Он отключился. И хорошо сделал, потому что процесс стыковки требует некоторой сосредоточенности.
Все, пока откладываю телефон.
это не имитация
Все окей. Я успешно пересостыковал «Одуванчик» с командным модулем. На «Орбитере-IV» я бы за такое получил дополнительную жизнь, точно.
Дети вывалились из люка, хихикая и толкаясь.
— А знаете что? — крикнул Самсон Второй. — Оказывается, все не так!
— Что не так?
— Это не имитация. Мы правда в космосе! Только что у нас был водный бой на Луне.
Из его объяснения я понял, что играть в водный бой на Луне не так просто. Из бутылки струя вырывается нормально, но дальше летит как-то очень странно, будто по нисходящему графику. А чаще всего вообще не долетает, а к середине графика превращается в призрачное облачко — и исчезает.
Это потому, сказал Самсон Второй, что солнечный свет там прямой — нет атмосферы, которая бы его рассеивала. И температура градусов сто тридцать. Вода просто вскипает и испаряется.
Должно быть, это странное чувство, подумал я: стоишь в скафандре, тебе в нем комфортно и хорошо, но знаешь, что, если попытаешься его снять — вскипишь и испаришься.
К счастью, они не пытались.
От них немножко пахло петардами. Это оттого, что некоторые элементы лунной пыли прореагировали в «Одуванчике» с кислородом. Пыль они принесли на себе. Вернулись, покрытые ею с головы до ног, как трубочисты. На стене рядом с продуктовыми шкафчиками висел маленький пылесос — наверное, для крошек, если бы они вдруг появились неведомо откуда. Я заставил детей друг друга пропылесосить.
— Иначе сразу все догадаются, где вы были и чем занимались, — сказал я.
— А зачем вообще такая секретность? — спросил Макс. — Все-таки мы первые дети на Луне, этим можно гордиться.
А Флорида сказала:
— Да ладно, они все равно узнают. Как только кто-нибудь залетит туда в следующий раз, так и узнают. Знаешь, что мы там сделали?
— Не говори ему, — сказал Самсон Второй. — Пусть будет сюрприз.
— Ах да, — вспомнил Макс. — Вот, держите подарок. Лунный камень.
И он протянул мне серый камень с острыми краями — обычный камень из другого мира.
А насчет того, как у них все прошло, — раз я папа, то и расскажу как папа.