– Ава, дорогая моя, конечно, ты должна ехать! – воскликнула она. – Конечно, должна. И ни о чем не беспокойся. За эти годы ты оказала мне столько услуг, что пришло время расплаты. Я буду присматривать за твоей квартирой, поливать твои растения, займусь той мебелью, которую я собиралась привести в порядок и тому подобное. Люблю играть в дом с вещами других людей, – с блаженной улыбкой добавила она.
– Мод, – сказала я, слегка ошеломленная ее альтруизмом. – Ты не обязана этого делать.
–
– Это Карл Маркс, – тихо сказала Сарика.
– Мод, ты же не коммунистка, – возмущенно сказала Нелл. – Не делай вид, что ты коммунистка.
– Конечно, нет! – заморгала Мод. – Нелл, дорогая, ты же знаешь. Я – член-основатель группы поддержки «Ава-пишет-книгу».
– Самое главное, мы не будем тебя беспокоить, Ава, – сказала Сарика, возвращая разговор в нужное русло. – Мы здесь, если понадобимся, но если тебе нужно не обращать на нас внимания, это тоже нормально.
– Уезжай, на сколько захочешь, – кивнула Мод. – Сосредоточься на своем деле. Не беспокойся ни о чем другом. Это будет здорово! Только ни с кем не встречайся, – строго добавила она. – Иначе ты никогда не закончишь.
– Не буду. – Я закатила глаза. – Ни за что.
Воодушевленная их поддержкой, я договорилась с Брейксонами о неоплачиваемом творческом отпуске[62]. На самом деле я планировала подать заявление об увольнении. Это начальник отдела предложил оформить саббатикл и сказал, что это отлично вписывается в их новую инициативу по гибкому управлению персоналом и социальному обеспечению, и попросил написать об этом пятьсот слов для веб-страницы по набору персонала.
Так что все было готово. Я не могла передумать, даже если бы захотела. Но правда заключалась в том, что я и не хотела. Иногда в жизни нужно просто свернуть на новую дорогу.
Я скользнула взглядом по экрану, по истории, которую я рассказывала последние несколько месяцев. Не о Кларе и Честере. Меня от них тошнило, и что, черт возьми, они вообще знают о жизни, со своими корсетами и повозками с сеном?
Я писала о Гарольде. И о себе. Это история наших отношений с того самого момента, как я увидела его и ощутила ошеломляющую, мгновенную любовь. Я не догадывалась, как много мне нужно было рассказать о Гарольде, пока не начала писать, а потом уже не могла остановиться. Я могла бы написать о нем шесть книг. Отчасти эта история забавная, потому что Гарольд совершил несколько действительно возмутительных поступков (на самом деле я очень смущена), но она также и печальная. Потому что такова жизнь. И вы не можете говорить о собаках, не говоря о жизни. Я написала о своих родителях. И о своем детстве. И… обо всяком таком.
Мэтт тоже в этом замешан, хотя я и сменила его имя на Том. И то, что я написала о нем, тоже местами печально. Но зато это реально.
Реальность – это тяжело. И от нее не увернуться. Как мне довелось узнать.
Чувствуя, что я отвлеклась, Гарольд тихонько лает, и я наклоняюсь и смотрю на моего драгоценного мальчика. Невозмутимый, неустрашимый, неизменный Гарольд пристально смотрит вверх, как бы говоря: «Что дальше?»
– Ава? – звучит тихий голос у приоткрытой двери.
– Привет! – Я поворачиваюсь на своем сиденье. – Войдите!
Мгновение спустя в комнате появляется Фарида, одетая в элегантный ансамбль из расклешенных черных брюк и вышитой туники.
– Как дела? – спрашивает она с ноткой предвкушения в голосе.
– Готово! – восторженно говорю я.
– О, моя дорогая Ава! – Ее лицо расплывается в радостной улыбке.
– Только первая редакция, – поправляюсь я. – Но я напечатала «Конец». Это уже кое-что.
– Напечатать «Конец» – это всё, – поправляет меня Фарида. – Особенно в первый раз. Это ответ на вопрос, который ты, вероятно, задавала себе всю жизнь, пусть даже подсознательно.
– Да. – Я киваю, потирая лицо и внезапно чувствуя себя измученной. – Не могу в это поверить. Я никогда не думала…
– А я думала, – Фарида одаривает меня мудрой улыбкой, – ты должна прийти и выпить. Мы должны отпраздновать! Фелисити будет в восторге! Мы ждем в холле.
– Я приду через минуту, – говорю я и смотрю, как она выходит, бесшумно ступая по каменному полу кожаными туфлями. Она была моей наставницей. И Фарида, и ее подруга Фелисити.
Когда мои мысли останавливаются на Фелисити, я улыбаюсь в тысячный раз. Я до сих пор помню тот необыкновенный момент, когда приехала в октябре и пила в трапезной приветственную чашку чая с фенхелем, надеясь, что поступила правильно. Фарида небрежно сказала: «Позвольте мне представить вас моей подруге Фелисити». А затем в комнату вошла знакомая женщина с волосами цвета соли с перцем, и я чуть не упала в обморок.