Просто любовь

На самом же деле мой разрыв с ним просто вернул нас с мамой к старому разговору о том, в какой колледж мне следовало поступать. Она с самого начала не одобрила моего выбора: мол, умные девочки думают прежде всего о своем образовании, а не бегут за парнем, с которым встречались в школе. «Поступай как знаешь. Тебе к этому не привыкать», — сказала мама, удаляясь из моей комнаты. До того как Кеннеди меня бросил, мы не вспоминали об этом споре. А потом она вздохнула в телефонную трубку: «Сейчас, конечно, уже бесполезно указывать тебе на то, что я была права относительно Кеннеди. И насчет твоего решения ехать за ним в колледж».

Каждый раз, когда я выигрывала спор, мама говорила что-нибудь вроде: «Даже сломанные часы дважды в день показывают точное время». Сейчас я сказала это, нанеся ей удар ее же оружием. Она вздохнула (как в тот день, когда я объявила, куда буду поступать): дескать, бесполезно с тобой разговаривать — и тема была закрыта. Мама не знала, что как раз теперь-то я с ней согласна. Пожертвовать собственным образованием ради парня — это действительно был наиглупейший поступок в моей жизни.

Кеннеди стоял, просунув пальцы в петли для ремня. По выражению его лица можно было подумать, что он раскаивается.

— Если я правильно понял, ты не собираешься праздновать ни у Далии, ни у Джиллиан. А то бы уже сказала.

Я действительно еще не звонила своим школьным подругам, не говорила им, что я дома. Собиралась сделать это, когда праздник отшумит. Джиллиан после первого курса отчислили из Луизианского университета, и она вернулась домой. Выучилась на менеджера магазина одежды. Ей сделал предложение какой-то парень, который работал в торговом центре, в ювелирной секции. Далия изучала медсестринское дело в Оклахоме. После выпуска мы очень отдалились друг от друга. Даже странно, что сейчас они казались мне такими чужими, хотя все четыре года старшей школы мы были не разлей вода.

Теперь у Далии полным-полно новых друзей в соседнем штате, а у Джиллиан — синяя прядь в волосах, работа с полной занятостью и жених. Обе мои бывшие подруги были шокированы новостью о нашем с Кеннеди разрыве и первыми выразили (или попытались выразить) сочувствие, хотя на тот момент мы уже почти год не поддерживали близких отношений. Сейчас я надеялась, что мы с ними встретимся и просто зажжем. Не будем до посинения обсуждать моего бывшего.

— Я еще ни с кем ни о чем не договаривалась. Мне хочется побыть одной, — сказала я с ударением на последнем слове и посмотрела на Кеннеди.

— Но ты ведь не можешь торчать здесь в полном одиночестве весь День благодарения!

В этих словах мне послышалась унизительная жалость, и я, уставившись на Кеннеди, отрезала:

— Могу.

— Можешь, конечно, — согласился он, и я почувствовала, как его темно-зеленые глаза сканируют мое лицо. — Но в этом нет необходимости. Мы ведь друзья, верно? Ты же знаешь, что навсегда останешься для меня дорогим человеком.

Этого я не знала. Точнее, знала, что это не так. Но если бы я отказалась от приглашения и осталась в пустом доме, чтобы вместо жареной индейки есть разогретый в микроволновке пирог с индюшачьим фаршем, Кеннеди мог бы много о себе возомнить: он бы подумал, что мне до сих пор больно его видеть.

— Хорошо, — сказала я и почти сразу же об этом пожалела.

* * *

— Вы с этим уродом помирились или как? — шепотом спросил Картер, пока мы накрывали на стол.

Братья Муры были похожи друг на друга почти как две капли воды: у обоих зеленые глаза, густые светло-русые волосы. Только Кеннеди был высокий и худой, а Картер высокий, широкогрудый и мускулистый. За последние несколько лет он здорово изменился: я помнила его поджарым четырнадцатилетним мальчиком, хмурым и молчаливым, терявшимся в тени старшего брата (который и ростом тогда был заметно выше его). Теперь Картер покинул тень.

— Нет, — ответила я на его вопрос, предварительно оглянувшись и убедившись, что нас никто не может услышать.

Он шел позади, раскладывая вилки на сложенные мною салфетки.

— Тем хуже для него. — Я удивленно посмотрела на Картера; он усмехнулся. — Да брось ты! Дураку понятно, что ты слишком хороша для Кеннеди. Тогда каким же ветром тебя сюда занесло?

— Спасибо за комплимент, а занесло меня сюда потому, что мои родители уехали в Брекенридж.

Картер от неожиданности попятился:

— Ни хрена себе! Серьезно? А я думал, что мои предки самые большие засранцы в этом городе!

Я изо всех сил постаралась сдержать улыбку, но не смогла. Из-за своей импульсивности Картер с детства выделялся на фоне остальных Муров, всегда невозмутимо спокойных и рассудительных. Его считали трудным, слишком эмоциональным ребенком. Раньше мне не приходило в голову, насколько чужим он себя чувствовал в компании старшего брата и младшей сестры Рейган, которая, наверное, уже в пеленках была похожа на тридцатилетнюю бухгалтершу.

— Выбирай выражения, Картер, — сказал Кеннеди, входя в комнату.

— Иди в задницу, Кеннеди, — не моргнув глазом парировал Картер.