— Выбрал? Да я прорву денег просадил на расчеты, подрядил астронома и двух нумерологов, договаривался, искал, терпел совершенно идиотские закидоны, консультировался… с кем я только не консультировался.
— С собственной дочерью, полагаю.
— Я не мог допустить, что она не разделяет моих надежд и моего беспокойства!
— Она не давала поводов?
— Именно. Знаете, всегда такая тихая и послушная девочка… Даже не скажешь, что сильная ведьма, — никогда не перечила, не высказывала недовольства…
— Дом не громила…
— Ну да. Знаете, у сильных ведьм обычно очень сильные эмоции, а у нее…
— В тихом омуте обычно водится много интересного, — подхватила я, — и опасного.
— Вот так и вышло, — он кивнул. — Мы — Принцы, а это значит, что наша гордость вперед нас родилась. Моя супруга… Элисон после бегства Эйлин прожила меньше года — просто растаяла, и я ничем не мог ей помочь. Я! Не последний зельевар, неплохой легилимент — не смог!
— И тоже стали винить в этом дочь?
— Не без того, — он пожал плечами.
— А вы терпеливый…
— Не понимаю…
— Ну как же. Одиннадцать, ладно, десять лет терпели, чтобы не искать дочь и не высказать ей наболевшее…
— Да не в этом дело! — в голосе моего собеседника слышалась досада, и мне было очень интересно, на кого она направлена.
— А в чем? В том, что Эйлин оказалась последней из Принцев, в том, что, если у нее есть ребенок, без разницы чей, он способен унаследовать семейное достояние, в том, что они все еще обязаны чем-то вам — тому, кто бросил их на произвол судьбы аж на десять лет?
— Хотите, чтобы я признал себя виноватым? — взъярился Принц, подскакивая из-за стола.
— Вы уже признали, — улыбнулась я. — Как только произнесли это.
— Что? Ноги моей…
— Силенцио. Э-э-э… Пэк?
Черт. Почему в самые душещипательные моменты мне в голову приходят самые идиотские заклинания? И теперь мистер Принц сидит, тщательно запакованный в покрывало аки великовозрастный младенчик, за что вряд ли будет мне благодарен…
— Финитэ, простите, когда я психую, я часто ошибаюсь в заклинаниях. Это так отвратительно — быть виноватым…
Освобожденный Принц тихо хмыкнул, глядя на мою смущенную физиономию, и вздохнул.
— Кажется, мы оба наговорили сегодня не совсем то, что хотели…
— И натворили тоже, — кивнула я.
— А потому позвольте откланяться, вам действительно нужно отдохнуть. Пошлите мне сову, когда будете готовы к продолжению разговора.
— Хорошо.
Может же быть человеком… когда захочет. Мдя. Веселенькая мне семейка досталась.
Сопроводив «папочку» на выход, я вернулась в дом и прислушалась. В тишине тихо стучали старые ходики, успокаивая так, что веки опускались сами, и я едва помню, как добралась до постели и что-то сняла… тут же провалившись в сон — и никаких сновидений! Эйлин, кстати — или наоборот, некстати — так и не откликалась. Ворона шуганая.
*
Утром подскочила, испугавшись, что проспала, еще до звонка будильника, но быстро простила своему организму эту побудку — сволочь зазвенел, стоило мне подняться с дивана.
Заодно выяснилось, что сняла я юбку, одну туфлю и половину блузки. И теперь все гладить. Р-р-р-р! Ну и закрутилось обычное утро домохозяйки — с приведения себя в порядок, а то на приличную женщину мое отражение не особо походило.
Сегодня на завтрак планировался омлет. С мукой, помидорами и сыром. И сухариками, которые, кажется, в этом доме вообще не переводились.
Утренние процедуры я выполнила в рекордный срок и засела на кухне. Аромат крепкого кофе, который вполне сошел бы за доппио, хоть варился в обыкновенном ковшике, уже заманчиво щекотал мои ноздри, когда сверху по лестнице зашлепали босые пятки.
— Доброе утро! — поприветствовал меня Северус и отправился умываться, но быстро выглянул из-за двери и попросил нагреть ему воды.
Ну это я запросто. Правда, кофе предпринял почти успешную попытку к бегству… но у кого не бывает? Чудесный напиток был на восемьдесят процентов спасен, двадцать я отхлебнула мелкими глоточками и отправилась будить мужа. И только при виде пустой спальни сообразила, что вчера так и оставила всю тесную компанию среди швабр. Ой-ё-о. Вот так магглы и начинают испытывать ненависть к магам. Эй, что придумать-то?
А ноги уже несли меня к кладовке, рука сама отпирала дверь…
Картина из четырех помятых и не совсем протрезвевших мужиков, скрючившихся на полу в самых невообразимых позах, — места и для двоих взрослых было явно маловато — восхитила бы матерого энцэ-слэшера по самые гланды. Зато и мысль пришла…
— А что это вы тут делаете? — я похлопала глазами, надеясь, что получается очень убедительно, и попыталась покраснеть, к слову, безуспешно. — Вы кто?
А сейчас подпустим чуток истерики…
— Что они с тобой сделали, Тоби?! Да вы… Да я вас… Ты любишь их, а не меня?!
И рукой хватаем швабру, интересно, древко достаточно прочное?
Запинаясь и вопя от боли, — те, кто схлопотал шваброй, — мужики повыскакивали в коридор, а Тоби сиганул в сторону, даже не попытавшись встать на защиту друзей.
А теперь резко меняем гнев на милость.
— Дорогой, ты в порядке? Кто это был? Чего они хотели? Деньги? Документы?