Просто молчи (СИ)

- Ну что, проходи. Предупреждаю сразу – живем мы скромно, кровать всего одна, хорошо хоть двуспальная… Туалет на улице, душ – только если сам из колодца воды наносишь. Вот тебе и дачка, – ухмыльнулся я.

- Ничего. Поверь, я в подобном прожил почти всю свою жизнь, – ухмыльнулся он, прокатывая свой мотоцикл в открытые мною воротца.

Установив его у забора, Костя выжидающе уставился на меня. Ах, да, дом. Быстро направившись к крыльцу, я уже инстинктивно нащупал маленький ключик в низком карнизе и быстро открыл дверь.

Маленький темный коридор без дверей, ведущий в три разные комнаты. Свет, сразу пролившийся в дом, моментально различил тысячи пылинок, летающих в воздухе, а в нос ударил запах пыли и затхлости. Светлые полы были покрыты пылью, а в углу красовалась паутина. Здесь никто не был уже около трех месяцев. Забавно. Левее от старой низкой двери, в которой я остановился, находится маленький комод, куда раньше складывали обувь. Костя нерешительно входит следом.

- Да уж, надо будет и вправду все здесь отмыть, – тихо говорит парень, обводя глазами прихожую.

- Ага. Не разувайся пока – тут, пожалуй, не чище, чем на улице, – ухмыляюсь я, кивнув на черно-серый пол.

Решительно прохожу дальше. С двух сторон – жилые комнаты: зал и столовая-гостиная. В спальне – огромная кровать, два кресла, камин и большой книжный шкаф на всю стену в несколько ярусов. На полу – ковер, который, думаю, придется очень долго выбивать. Сразу за проходом стоит шкаф, в котором бабушка хранила все свои немногочисленные вещи. В гостиной мебели больше: диван, который перестал раскладываться, когда я, будучи тринадцатилетним, плюхнулся на него с разбегу, письменный стол, заваленный документами и письмами, которые мы с Машей так и не разобрали, большое кресло, еще один вещевой шкаф и пианино. Собственно, с пианино и стоило начать, так как оно занимало площадь гораздо большую, чем центральный диван. Белое, впоследствии расписанное самой бабушкой, даже под слоем пыли оно выглядело очень красиво. Маша играла на нем, когда семья собиралась здесь на такие праздники, как рождество или чей-то день рождения.

Большое старое окно в центре стены освещало гостиную мягким светом, приглушенным еще и кронами могучих деревьев, которые тихо шумели листвой снаружи. Вообще этот дом навевал какую-то полудрему и странную неконтролируемую тоску. Все здесь было настолько старым и забытым, таким печальным, что ты так или иначе чувствовал себя чужим.

- Какое красивое пианино… - восторженно прошептал Костя, проходя в гостиную следом за мной.

И правда… От самых ножек инструмента вились длинные стебли роз, покрытые шипами, а сами цветы распускались на крышке, «роняя» случайные лепестки на черно-белые клавиши.

- А ты играешь? – удивленно посмотрел на парня я.

Костя осторожно, будто боясь сломать, провел пальцем по расписанной поверхности инструмента, громко выдохнув. За окном подул резкий ветер, отдавшийся неким свистом в маленьких оконных трещинках, делая комнатную атмосферу еще более гнетущей.

- Да, я учился шесть лет, а когда остался седьмой – не выдержал и бросил. Так обидно было потом, что не смог вытерпеть всего год, – парень резко отдернул от инструмента руку, быстро стряхнув с пальцев пыль.

- Понятно, – промычал я. – Слушай, пойди забери свою сумку с мотоцикла, а то еще случится что-нибудь.

- Ага, придет снежный человек и ее похитит, – усмехнулся парень. – Ладно, иду.

Костя ушел на улицу, а я так и остался стоять посреди комнаты. Бабушка была очень странным человеком – скрытная, необщительная, она могла часами сидеть на диване, слушая Машину игру на пианино, когда я сидел на ковре у ее ног и перебирал маленькие самодельные игрушки из деревяшек, перьев, бусинок и пуговиц. Она не любила ни мою мать – свою дочь, ни своего зятя, называя их людьми ветреными и безответственными. Каждый день, встав в районе шести утра, она седлала свою лошадь – Маргариту и ехала час до ближайшего магазина. Как сейчас помню этот приятный запах опилок, лошади и парфюма, исходивший от нее летним утром, когда я гостил у нее. Прямо ностальгия какая-то… Бабушка скончалась от внутреннего кровоизлияния. Я играл в лесу, ставя ловушки для птиц, а придя домой, увидел ее – лежащую у пианино в луже крови, с пуговичным солдатиком. Было так… страшно тогда.

Маргариту родители отдали в тот же ближайший магазин, где ее до сих пор содержат как тяжеловозную лошадь. Какая ирония – я даже не попросил Костю остановиться, чтобы повидать ее, хотя обычно мы с Машей останавливаемся… Но мне не хотелось лишних вопросов.

- Слушай, Вань, мы ведь сегодня все мыть будем? Так давай скорее, а то стемнеет – и все. А электричества, я догадываюсь, здесь нет, – резкий Костин голос заставил меня вздрогнуть, и я быстро повернулся к парню.

- Ага, хорошо. Ты принесешь воду из колодца – ведро лежит на кухне. А я за тряпками схожу, хорошо? – нервно хихикнув, протараторил я, уже проходя мимо парня к выходу, как он остановил меня резким движением руки.