Просто мы научились жить

В правом нижнем углу замигал значок с конвертом, и это мигание отозвалось в Лизе учащением сердцебиения и дрожью в руках. Она только со второго раза попала по конверту и прочитала:

– Правда? Интересно, с чего бы.

Она зарычала вслух, и написала «рррр», не забыв снова прикрыть окно. Ответ не заставил себя ждать:

– Мне нравится, когда ты рычишь, сладкая. Хочешь меня?

Горячая волна поднялась от ног к низу живота, и Лиза тяжело задышала.

Черт! Черт! Черт! Что ответить? Правду? Но тогда игра закончится, и нужно будет переходить к конкретным действиям, а так хочется немножко продлить эту сладкую муку. А если искусственно тянуть – может кончиться заряд, и она решит, что желания больше нет…

Вот уже неделю тянулись эти сумасшедшие, яркие, сводящие с ума отношения. Стремительно и сладко развивались они с того дня, как Лиза, зажмурившись, отправила первое сообщение с предложением дружить той, что снилась ей каждую ночь и чье фото прочно поселилось на рабочем столе домашнего ноутбука.

Предложение дружить было принято практически сразу, и, уделив немного времени знакомству и приличествующим случаю формальным вопросам, они принялись наперебой кокетничать и отпускать многозначительные намеки.

С тех пор каждое утро начиналось с звукового сигнала пришедшего сообщения, и каждый вечер (а вернее ночь, потому что прощаться было совершенно невозможно, и каждая беседа затягивалась далеко заполночь) заканчивался засыпанием рядом с открытым ноутбуком.

На работе было труднее: только теперь Лиза поняла, как неудобно сидеть за столом не у стены, а посредине кабинета: ходящие за спиной коллеги, конечно, не смотрели в ее монитор, но вероятность случайного взгляда заставляла стыдливо сворачивать окно переписки и прятать за рабочими документами.

– Хочу, – решившись, написала она и, замерев, приготовилась ждать ответа. Однако, вопреки ожиданиям он пришел быстро:

– А как ты меня хочешь?

В Лизиной голове моментально пронеслась серия ярких картинок на тему «как», «где» и «каким образом». Она сжала ноги под столом, глубоко вдохнула и ответила:

– Перестань меня мучить. Если я отвечу, как, то уже не смогу работать.

– Ну и к черту твою работу, – появился ответ, – думать ни о чем не могу, кроме твоего тела, сладкая моя.

Блин! Блин! Блин!

Лиза вскочила со стула, подбежала к окну и высунулась наружу в тщетной попытке поймать хоть чуточку холодного воздуха. Но середина дня, лето лишили ее этой надежды. Пришлось возвращаться назад и отвечать:

– Я тоже только о тебе думаю. С ума по тебе схожу. Когда мы увидимся?

На этот раз ответа пришлось ждать долго. Лиза места себе не находила – отходила от компьютера, и тут же бежала обратно. Закрывала окно и открывала снова. Она даже не заметила, как вернулись с обеда коллеги и только просьба соседки перестать барабанить пальцами по столу чуть-чуть вернула ее в реальность.

– Уверена, что это хорошая идея? – Появилось в «окне». – Вряд ли у нас получится просто побеседовать.

– Плевать, – набрала Лиза, дрожа и допуская ошибки, – я хочу тебя видеть.

И снова долгая, сводящая с ума пауза, и долгожданный ответ:

– Хорошо. Завтра.

Вопль, который испустила Лиза, надолго привлек к ней внимание коллег, но ей было плевать: она вскочила на ноги, запрыгала по кабинету, напевая от счастья. Пробежалась еще раз до окна, поцеловала в макушку заглянувшего на шум Шукшина, вернулась на рабочее место и написала:

– Я самая счастливая женщина на свете. А завтра буду еще счастливее!

Улыбающийся «смайлик» был ей ответом.

Глава 19.

Что-то изменилось, но что именно – Женька никак не могла сформулировать. После ссоры и примирения с Мариной, когда они заснули, обессиленные, на одной полке, обнявшись, она проснулась среди ночи от того, что затекла рука под Марининой щекой, и больше уже не смогла заснуть.

Было странно очень пусто внутри – как будто система правил, выстраиваемая годами, вдруг дала течь и растеклась блестящей лужицей по немытому полу.

Так легко было ненавидеть все эти годы. Легко было жить, понимая, зная, кто виноват во всем, и на ком ответственность за случившееся и за все, что было после. А теперь вдруг оказалось, что все по-другому. И виноватых нет, и человек, записанный в смертельные враги, вовсе даже не враг.

Женька чувствовала физически, как рушатся в ее груди годами выстраиваемые стены и бастионы, и пугалась этого разрушения. Она скосила взгляд на Марину, сладко сопящую рядом, и дернулась от неожиданного ощущения нежности к ней. Такая маленькая, и такая красивая…

Что-то поднималось, расцветало внутри, и ощущения эти были до ужаса похожи на те, старые, еще домаринины, еще допитерские и даже доабхазские – ощущения бесконечной свободы и права выбирать то, что тебе нужно. И не просто выбирать, а желать этого всем сердцем, каждой клеточкой своего существа. И – о ужас! – идти и брать то, что тебе нужно.

Марина пошевелилась, и горячее дыхание обожгло Женькино ухо.

– Ты чего не спишь?