Женька замолкла, смакуя про себя последнее сказанное слово и вслушиваясь в биение Лёкиного сердца.
– Умеешь ты в тему слова найти, – улыбнулась, наконец, Лена, – Красивые стихи, чудо.
– Красивые. Лен…
– Тшш, – Лёка поднялась на ноги и протянула Женьке руку, – Не спрашивай, ладно? Я сама еще ничего не понимаю. Пойдем лучше ко мне в гости. Мама плова наварила.
– Лен…
– Пошли. Не спрашивай.
И они пошли. Женя уже давно отучила себя от привычки пытаться залезть в чужую душу. Но свербило в сердце какое-то беспокойство. Свербило и не давало спокойно дышать.
Дома у Лёки неожиданно оказалась целая компания – родители, двоюродная сестра и… Юлька. Все вместе они выпили по пятьдесят протокольных граммов коньяка, съели плов, посмотрели телевизор. Совершенно неожиданно Лёка была веселой, травила анекдоты и постепенно Женькино беспокойство прошло.
Уже поздно ночью началась процедура провожания. Сначала Юльку проводили до дома, потом Женьку до общежития. Присели на лавочку, глядя на снующих туда-сюда студентов. Лёка закурила, а Женька молча начала считать листья на асфальте.
– Лен, ты чего такая смурная? Всё же хорошо… вроде бы.
Лёка помолчала, глядя на горящие желтым цветом окна, затянулась и, наконец, ответила:
– Ну да. Всё хорошо.
Отшвырнула окурок и обняла притихшую Женьку.
Но что-то новое появилось в этих объятиях – всегда невозмутимая и такая сильная Лёка как будто просила защиты. Чтобы уткнуться носом в плечо и ни о чем не думать.
На секунду Женя ощутила что-то очень интимное в этих объятиях – ёе губы задрожали, а сердце заколотилось сильнее и сильнее…
Минутная слабость, яркое, восхитительное чувство. Как будто…
– Идем, мелкая, – Лёка разомкнула объятия и волшебство пропало, – Ты права – всё будет хорошо.
– Лен, подожди. Давай еще посидим, – Женька отчаянно уцепилась за Лёкину руку. Ей не хотелось идти домой – там, в тишине и пустоте комнаты, жил с недавних пор главный Женькин страх.
Первый раз он появился совсем недавно – Женька не могла заснуть и почувствовала, как забирается в сердце что-то холодное и ужасное. Забирается и ворошит там своими острыми пальцами-колючками, раздирая внутренности на части.
В последние дни этот кошмар повторялся всё чаще и чаще. И когда это случалось, оставалось только обнять подушку, сжать зубы и лежать, чувствуя, как дергая за измотанные нервы, страх рассказывает про Виталика, напоминает о болезненных ночах и твердит, твердит: «Трусиха, расскажи всё Ленке».
– Жень, ты чего?, – ой, мамочки… Оказывается, Лёка уже несколько минут машет ладошкой перед лицом, а Женька и не заметила даже, погрузившись в свои мысли.
– Ничего! Задумалась просто. Лёк, а пошли к Кристинке зайдем? Чайку попьем, а?
– Можно и к Кристинке. Пошли.
Кристина была первым человеком, с которым Женька познакомилась, приехав поступать в институт. Они столкнулись на вступительных экзаменах, моментально разговорились, нашли между собой много общего и незаметно стали дружить. На первом курсе их даже поселили в одну комнату общежития – ту самую, четырнадцатую, где Кристинка жила до сих пор, но уже с новыми соседями.
Ох уж эта четырнадцатая комната… Её двери всегда были распахнуты для всех. И заходя в гости, можно было быть уверенным, что в любое время дня и ночи обнаружишь хотя бы парочку не спящих людей, пьющих чай на подоконнике, или раскладывающих на полу карты, или просто напевающих что-то под тихое бренчание гитары. Может быть, дело было в особой атмосфере, а, может, в людях – но именно в четырнадцатой комнате Женька всегда чувствовала себя как дома – легко и свободно.
Женя зашла в общежитие, кивнула вахтерше и прошлепала в четырнадцатую. Быстро обняла Кристинку, улыбнулась остальным обитателям комнаты и пробралась к окну.
Через минуту в окне показалась растрепанная Лёкина голова, встреченная дружным хохотом. И понесся на всех парах обычный студенческий вечер – анекдоты, чай, извечные «Снайперы» и «Машина времени» под гитару, и теплое Лёкино плечо под щекой.
Женька нашла Виталика в коридоре. Он спешил куда-то, на ходу доедая пирожок. Заметил, остановился и улыбаясь прижал к себе.
– Привет! А ты чего на пару не пошла? У тебя ж вроде философия.
– Да мне поговорить с тобой надо… Привет.
– А… Ну, пошли поговорим.
Они спустились вниз и вышли из корпуса. Ярко блеснуло в глаза солнышко и что-то лопнуло в груди, разливаясь огромной, бесконечной тоской. Женька взяла Виталика за руку и медленно побрела за ним в сторону скамеек.
– Что с тобой, Жень?, – спросил Виталик, присев на лавочку и равнодушно глядя в небо.
– Ничего… Погоди… Я сейчас… Скажу…
– Ладно. Жень, у меня к тебе тоже разговор есть.
– Какой?, – Женька развернулась и спрыгнула со скамейки. Встала напротив Виталика и потянулась к его руке.
– Мама звонила. Тимур совсем помешался на своем переходном возрасте – переходит уже все границы. И дом разваливается… В общем, мне надо домой ехать.