— Слишком поздно, парень. Я уже пообещал даме, а я никогда не нарушаю обещаний.
Дилан закатывает глаза и выпивает кофе.
— Что ж, — говорю я. — Мой второй день занятий, я иду по коридору на исследования, и там сидит неприветливого вида парень, скрывающийся в полумраке. Мы сталкиваемся друг с другом и первые слова, которые он мне говорит что-то вроде «не трогай меня». И это Дилан, любовь всей моей жизни. Одно за другим и вот мы здесь.
— Должно быть что-то больше, чем это.
Я смеюсь.
— Немного. Я должна была отвезти его в больницу, после того как он пробил стену.
Он приподнимает бровь. — Вот сейчас это похоже на Дилана.
Я спрашиваю:
— Так что было с его ноутбуком?
Он усмехается.
— Не знаю, должен ли я рассказывать эту историю.
— Ты не должен, — говорит Дилан.
— Теперь ты обязан, — возражаю я.
Шерман уперся руками в бока и пожал плечами.
— Прости, Пэриш. Я бессилен перед просьбой дамы, — он поворачивается ко мне и улыбается. — Пэриш, как известно, немного драматичный. В день, когда вы, ребята, расстались, он спокойно сидел за своим ноутбуком. Когда он закончил делать то, что делал, он спокойно закрыл его. Затем встал, поднял ноутбук и долбанул его об стол. Я практически получил медаль Пурпурное сердце[21]
из-за полетевших осколков ноутбука.— Неправда, ты идиот, — говорит Дилан. Он ерзает на своем сиденье, явно от дискомфорта.
— В любом случае, — говорит Шерман, — он принес еще недостаточный вред. Так, он взял свой ноутбук в одну руку и винтовку в другую. Затем спокойно, как всегда, сказал: «Я собираюсь на прогулку, ребята». Очевидно, что нам стало любопытно, и мы пошли вслед за ним. Он подошел к заграждению, поставил ноутбук на металлическую опору. Потом отошел на двадцать ярдов[22]
, поднял винтовку и выпустил тридцать патронов в ноутбук. Конечно, выстрелы убивают, а мы находились в какой-то глуши, так что когда он закончил, вся база сходила с ума. Все были в состоянии «красной» боевой готовности, бежали к пунктам скорой помощи, спускались в бункеры. А это был Дилан, стреляющий в свой ноутбук, словно это разбушевавшиеся хаджи.О, ничего себе. Я хотела бы, чтобы Шерман не рассказывал мне это. Это может быть хорошая история, но она также пролила свет на настоящую боль, которую он испытал. Боль, которую вызвала я, потому что была пьяна и сомневалась в наших отношениях. Я кладу руку на его колено и сжимаю его. Он слегка наклоняется ко мне, и я думаю, что все нормально.
— Этой истории достаточно, Шерман, — говорит он.
— Но я не услышала о жеребце, — говорю я, улыбаюсь ему. — Я хочу узнать все твои секреты.
Шерман усмехается.
— Ты знаешь, что мы с этим клоуном проходили вместе базовую подготовку? Что ж, у него было несколько твоих фотографий, прикрепленных к стене шкафчика.
О… я не знала этого. У нас были очень серьезные отношения, когда его призвали в армию.
— Как бы то ни было, однажды сержант Пауэрс проводил проверку, осматривал раздевалки, и сказал: «Пэриш, это твоя девушка?» И Пэриш ответил: «Была, сержант Пауэрс. Я собираюсь вернуть ее и жениться на ней».
Я замираю на месте, дыхание учащается. Он сказал сержанту, что хотел жениться на мне? О. Мой. Бог. Я не знала, заметил ли Шерман мой ступор, но Дилан точно заметил, потому что я случайно сжала его ногу так сильно, что, возможно, оставила синяк.
Шерман продолжает.
— Сержант Пэриш спрашивает: «Ты с ней уже спал?» и Пэриш говорит «нет», что ты хорошая католическая девушка и еще какая-то ерунда.
Я начинаю хихикать, страшно смущаясь. Я могу точно определить, как жар поднимается к моим щекам.
— Сержант Пауэрс говорит: «Пэриш. Ты не купишь машину, пока не проведешь тест-драйв. Тебе не нужно жениться на девушке, не опробовав ее. Да. Я видел фотографии этой сексуальной девушки и подумал, что ты жеребец. Но это не так, ты тряпка». С тех пор Пэриша прозвали жеребцом.
Я смеюсь, а затем начинаю сильно хихикать, чуть не заплевав кофе весь стол.
— Это ужасно, — говорю я.
— У тебя большие неприятности, — говорит Дилан. Я не уверена, имеет он в виду меня или Шермана. Но я знаю, что мы здесь спустя годы и все еще не занимались любовью.
И я просто решила, что готова. Когда вечеринка закончится сегодня, и мы вернемся домой, это произойдет. Сегодня. Без вопросов. Я одариваю Дилана загадочной улыбкой. Он не знает причину, но улыбается в ответ. К тому моменту как мы ляжем спать, его улыбка станет намного шире, и я хочу увидеть это.
Я стараюсь отвлечься от пошлых мыслей, но это трудно, потому что я все еще касаюсь его ноги. Ну, бедра. Внутренней части бедра. Какая разница.
Я смотрю на Шермана, осознанно отвлекая себя.
— Значит, у тебя тоже есть прозвище?
— Конечно, нет, — говорит он.
— Мы прозвали его Косяк. Потому что он коротышка.
Я качаю головой, на моем лице появляется улыбка. Шерман не выделялся бы среди игроков НБА. Мне он уже нравился, сильно. Он веселый, общительный и, очевидно, заботился о Дилане. А это больше всего имело значение.
Как обычно хаджи не сотрудничали
(Дилан)
Когда мы заканчиваем завтракать, Алекс говорит: