Просто неотразим

Джорджина взяла винный фужер и вынула из него салфетку. Ее руки дрожали, когда она заново складывала белую салфетку так, чтобы она напоминала розу. Джорджина нервничала. Сильнее, чем обычно. Они с Мей обслужили уже более трехсот приемов. И сегодняшний ничем не отличался от прежних. За исключением того, что они никогда не работали на Фонд Харрисона. Им никогда не приходилось обслуживать прием, за присутствие на котором гости должны были выложить по пятьсот долларов. О, Джорджина отлично понимала, что они платят такую сумму вовсе не за еду. Собранные сегодня деньги будут перечислены детской больнице и медицинскому центру. И все же при мысли, что все эти люди отдали за кусочек телятины целых пятьсот баксов, у нее начинало учащенно стучать сердце.

Открылась дверь в боковой стене, и в зал проскользнула Мей.

– Так и думала, что найду тебя здесь, – сказала она, направляясь к Джорджине.

В руке у нее была зеленая папка, в которой она держала всю документацию.

Джорджина улыбнулась своей самой близкой подруге и вставила сложенную салфетку в фужер.

– Как дела на кухне?

– Представляешь, новый помощник шеф-повара выпил все то особое белое вино, которое ты закупила для телятины.

Джорджина похолодела.

– Ты не шутишь?

– Шучу.

– Это не смешно, – облегченно выдохнула Джорджина.

– Возможно, – согласилась Мей, остановившись рядом с ней. – Но тебе нужно немного расслабиться.

– Я смогу расслабиться, только когда поеду домой, – сказала Джорджина, поправляя розу, приколотую к атласному лацкану черного смокинга Мей.

Хотя на них обеих были одинаковые смокинги, внешне они являли собой полную противоположность друг другу. Мей, натуральную блондинку невысокого роста, Господь наделил нежной как фарфор кожей и стройностью балерины. Джорджина всегда завидовала ее обмену веществ, который позволял Мей есть все и не набирать при этом вес.

– Все идет по расписанию. Не дергайся, отвлекись, как ты это сделала на свадьбе Анджелы Эверетт.

Джорджина нахмурилась и направилась к боковой двери.

– У меня до сих пор руки чешутся придушить голубого пуделька бабушки Эверетт.

Мей рассмеялась и догнала Джорджину.

– Не могу забыть тот вечер. Я сервировала фуршет и услышала твой дикий вопль из кухни. – Она продолжила чуть тише, подражая акценту Джорджины: – Чтоб мне прова-а-алиться! Пси-и-ина сожра-а-ала мои зара-а-азы!

– Я сказала «зразы».

– Вот уж нет. Ничего подобного. А потом ты плюхнулась на стул и целых десять минут таращилась на пустое блюдо.

Джорджине та ситуация помнилась несколько иначе. Но вообще-то она не могла не признать, что до сих пор не научилась справляться со стрессами. Хотя сейчас это получалось у нее куда лучше, чем тогда.

– Мей Херон, ты ужасная врушка, – заявила она, дергая подругу за хвост.

Она в последний раз оглядела зал. Фарфор сверкал, серебро благородно блестело, сложенные салфетки напоминали сотни белых роз, разбросанных по столешницам.

Джорджина осталась довольна собой.

Сдвинув брови, Джон Ковальский слегка наклонился вперед и внимательно пригляделся к салфетке, вставленной в винный фужер. Она напоминала птицу или ананас. Что именно, он так и не определил.

– О, какая прелесть! – воскликнула его сегодняшняя спутница Дженни Ландж.

Посмотрев на ее блестящие светлые волосы, Джон вынужден был признать, что в тот день, когда он пригласил ее на прием, она нравилась ему значительно больше. Дженни была фотографом, и они познакомились две недели назад, когда она приехала снимать для местного журнала его плавучий дом. Поближе узнать друг друга они не успели. Она казалась ему милой и очаровательной, но еще до того, как они прибыли на благотворительный прием, Джон обнаружил, что его совсем не тянет к ней. Только в этом была не ее вина – его.

Джон опять переключил внимание на салфетку, вытащил ее из фужера и расстелил на коленях. В последнее время он стал подумывать о том, чтобы снова жениться. И даже обсуждал этот вопрос с Эрни. Возможно, дело было в том, что он недавно отпраздновал свой тридцать пятый день рождения. Как бы то ни было, но он стал задумываться о том, чтобы найти себе жену и завести парочку детишек.

Джон откинулся на спинку стула, отодвинул полу угольно-черного пиджака «Хьюго Босс» и сунул руку в карман серых брюк. Он вновь хотел стать отцом. Ему хотелось, чтобы к списку его имен и прозвищ прибавилось обращение «папа». Хотелось учить сына кататься на коньках, как когда-то его учил Эрни. Однако когда он смотрел на Дженни, то понимал, что она не станет матерью его детей. Она напоминала ему Джоди Фостер, а Джону всегда казалось, что Джоди Фостер немного похожа на ящерицу. Ему не хотелось, чтобы его дети походили на ящерицу.

Из задумчивости его вывел подошедший официант, который осведомился, желает ли он вина. Джон отказался и перевернул свой фужер вверх дном.

– Разве ты не пьешь? – удивилась Дженни.

– Нет, – ответил Джон, поднимая бокал, взятый еще на коктейле. – Я пью содовую с лаймом.

– Ты не пьешь спиртного?

– Нет. Больше не пью.