Просто пой (СИ)

— А когда они вернуться, можно мне тоже сходить? Пожалуйста.

— Вы думаете, нам тут делать нечего, кроме как водить вас всех туда–сюда? — праведно возмутился он. Я постаралась придать своему лицу самое умоляющее выражение, и полицейский буркнул — Ладно, но тогда пойдете с ними. Ничего страшного, вдвоем покурите. А вообще бросайте, это вредно.

«Вредно быть безмозглым и самодовольным идиотом» — мысленно парировала я. И кивнула.

— Обязательно!..

Пока мы шли по коридору, я успела мельком посмотреть в окно, выходившее на внутренний двор. Там росло несколько деревьев и прохаживались люди в синей форме. Даже если и удастся каким–нибудь образом туда попасть, наружу ни за что не выбраться. Ну что ж, по крайней мере, у меня будет минуты две, чтобы поговорить с этим седоволосым. Я не сомневалась, что он человек довольно опытный — а значит, должен был понять, зачем я напросилась с ними, хотя запросто могла бы покурить после допроса.

В крошечной уборной еле хватило место на двоих. Курили здесь, похоже, часто — запах дыма висел сильный, как в настоящей курилке. Пепел и бычки, по–видимому, стряхивали прямо в унитаз.

Щелкнула зажигалка. Первую пару мгновений мы оба молчали. Слишком ценное было это ощущение — самая первая глубокая затяжка после многих часов воздержания — чтобы не насладиться ей сполна. Но время было дорого, и я спросила первое, что пришло в голову — почему–то именно такие вопросы очень часто оказываются самыми верными.

— Почему вы сказали, что чистая совесть в этой стране — редкость?..

Он взглянул на меня удивленно. Неужели все–таки не ожидал, что с ним заговорят?

— Ах, это. Есть такое выражение, что каждый народ достоин своего правительства. Мы ведь все видели, к чему шло дело, но палец о палец не ударили, чтобы что–нибудь изменить, — он резко, нервно затянулся. — Я хочу сказать, все те, кто старше тридцати, о вас и ваших сверстниках речь не идет. Я сам лет десять делал вид, что все происходящее меня нисколько не касается.

— Вы испугались? — предположила я.

— Нет, — ответил он, ни на секунду не задумавшись — как будто уже задавал себе этот вопрос. — Мне было бы гораздо легче думать, что я просто испугался. Страх, в конце концов, вполне простительное чувство. Но на самом деле все гораздо хуже. Большинству из нас все это время было просто наплевать на то, что происходит — лишь бы не задело нас самих. Во всяком случае, мне точно было наплевать. Так что я, можно сказать, заслужил все то, что произошло дальше.

От подобного заявления у меня в буквальном смысле глаза поползли на лоб.

— Ну… э-мм, вы ведь, в конце концов, вступились за своего аспиранта! Я сама училась в университете, и я точно знаю, что большинство из преподавателей такого никогда не сделают. И если люди в самом деле получают то, что заслужили — почему у них все хорошо?

Он чуть приподнял брови — тем же жестом, который недавно так взбесил сержанта.

— А кто вам сказал, будто у них все хорошо?.. Знаете, у меня был друг; мы вместе защищали кандидатские, потом работали на одной кафедре. Когда случилась вся эта история, он был в больнице. Я тогда очень переживал — думал, что с ним и в самом деле что–нибудь серьезное, звонил ему домой… А потом оказалось, что он специально лег обследоваться, чтобы не присутствовать при тех разборках. Понимаете, о том, чтобы прийти на заседание научного совета и высказаться в мою защиту, он даже не думал — это было для него немыслимо. Вернулся он только тогда, когда вышел приказ о моем увольнении. Я его встретил, когда заходил на кафедру за документами. Ну и видок у него был!.. Лицо бледное, под глазами мешки, а взгляд все время бегает. Он подошел ко мне, сказал — надо поговорить, только на кафедре нельзя, здесь все прослушивают, пойдем куда–нибудь. Я на него посмотрел, как на сумасшедшего. Положим, лизоблюдов и любителей посплетничать везде хватает, но прослушка в кабинетах — это уже полный бред. До какой паранойи надо было себя накрутить, чтобы в такое верить?.. Ладно, говорю, пошли в буфет. Он отвечает — нет, нельзя, нас там увидят. Нас, _вдвоем_, вы понимаете? Ведь взрослый человек, доктор наук, и все равно… Так перетрусил, что сам на себя стал не похож. И до сих пор ведь там работает, на кафедре с «прослушкой». А вы говорите — «хорошо».

— Вы что там, утонули, что ли?.. — грубо спросили из–за двери.

Я покривилась, бросила потушенный окурок в унитаз и вышла первой. Только через несколько минут, уже пройдя весь коридор, я вдруг подумала, что так и не спросила имени своего собеседника.

…Домой в ту ночь я так и не вернулась. Так и бродила до утра, припоминая то один, то другой эпизод из своей прежней жизни. Разумеется, в колледж я тоже не пошла — а вместо этого отправилась домой и заварила себе крепкий кофе, напряженно ожидая возвращения родителей с работы.

— Как… — я задохнулась, и пришлось начать с начала. — Как вы могли со мной так поступить?!

На лице моего отца мелькнуло мимолетное сомнение, но он взял себя в руки и сказал: