Просто поход

Можно было перевести дух… тут Крутовский, наконец, разглядел того, кого до сих пор сжимал мертвой хваткой. Это был тот самый рыжий, конопатый матрос, заступавшийся за «годков» на камбузе.

— Фоксин! Ты! Какого черта потерял на верхней палубе?! — взревел Крутовский.

— Да я тебя сейчас в гальюн, всего как тряпку, выжму, мокрая ты курица! — вторил ему Егоркин, еще не остывший от приключения.

Никто и не думал слушать его какие-то глупые и слабые оправдания. Передав перепуганного рыжего старшине Степану Яшкину и наскоро проинструктировав того, Егоркин переключился на Крутовского. Рукав его кителя был разорван обо что-то острое, по руке текла кровь, сам он вымок до единой нитки, но в горячке нервного напряжения еще ничего не чувствовал.

— Ф-ф-у, однако — облегченно вздохнул Палыч. — Пусть этот рыжий щенок запомнит этот день, как свой второй день рождения! Да и вы — тоже! — обратился мичман к Андрею.

Спустились в амбулаторию, где доктор уже осматривал рыжего «героя дня», как следует измазав его йодом и зеленкой. Рядом стоял Яшкин, готовый прийти на помощь. Но его заметно мутило — и от шторма, и от запаха лекарств.

На снежно-белой переборке — лаковая картина. Между прочим, работы самого Крутовского, и подаренная им же Арсению на день рождения. На этой картине была известная медицинская эмблема, в просторечье известная как: «Тёща ест мороженное». Теща, конечно, была замаскирована под породистую изящную кобру, наклонившуюся над чашей. В золотистой чаше-«креманке» виднелись разноцветные шарики пломбира… недурно, остроумно… автор самолюбиво, одобрительно хмыкнул. «А что? А очень даже ничего! Со вкусом все в порядке. Да и где-то оригинально! Академическая техника присутствует, опять же… Он тайком вздохнул — чего бы они понимали, критики-то? Легко обидеть художника, когда у критика звезд больше — припомнив пренебрежение Караева к его работе, заключил Андрей.

— Как он? — поинтересовался Крутовский, кривясь от боли и снимая китель, кивнув в сторону рыжего Фоксина.

— А, ерунда! — пренебрежительно отмахнулся корабельный врач, через пару дней и царапин не останется. Вот только впечатлений ему надолго хватит!

— Впечатления ему пригодятся на всю его жизнь, а вот пару синяков я бы ему все же добавил! До комплекта! А то ему явно чего-то не хватает! — задумчиво-сожалеюще протянул Егоркин. Рыжий испуганно сжался.

— Бросьте, Александр Павлович! — доктор попытался грудью прикрыть матроса.

— Да успокойся ты, доктор! — устало заметил Крутовский, потихоньку приходя в себя. — Уж если Палыч не пришиб его на палубе или в тамбуре — значит, больше не тронет!

— На этот раз! — согласился Егоркин, тоже освобождаясь от мокрой одежды, готовясь к осмотру. — Я его просто спросить хочу: этот балбес понял-то, что его сейчас с того света достали?

— Ему нечем понять, всю думалку его волной о палубу обстукало! — поставил диагноз Петрюк, заговорщицки подмигивая Палычу.

— А что Крутовский? — прицепился тот к доктору.

В этот самый момент Андрей зашипел, как разорванный шланг высокого давления — доктор обработал йодом края раны, из которой сочилась темная, тягучая кровь. — Ты бы, Эскулап хренов… твою дивизию… хоть бы предупредил, как в рану йодом лезешь, а то я чуть не… в штаны! — выругался Крутовский, у которого выступили слезы — так здорово щипало!

— Синячина будет здоровенная! И шкура пострадала, шовчик маленький наложу — пропустил он мимо ушей некомпетентную реплику Андрея. — Пока вроде ничего больше! Как до базы доберемся — то рентген.

— Садист-самоучка!

— Ну уж нет! Семь лет в очереди за дипломом стоял! — обиделся Венценов, готовясь шить ему рану, и возившийся с инструментами и баночками.

— Да, кстати, и вам тоже рентген не помешает! — Это уже — к Егоркину. — А вон, справа на нижних ребрах, тоже здо-о-ровый синяк нарастает! — вместо ответа вынес приговор нахмуренный доктор, никак не отреагировавший на матообразную критику Палыча, которому он промял ребра своими твердыми пальцами.

Лицо Яшкина по цвету стало бледно-зеленым.

— Вона как! Яшкин кровь начальника увидел — и ушел… держи его Паша, сейчас в обморок хлопнется! Башку-то разобьет!

— Док — нашатырь давай! — сказал минер, но тут бедного Яшкина вывели в куда-то лазарет.

Арсений сделал обезболивающий укол Крутовскому, ловко и уверенно наложил швы на рану, затянул повязку. — Порядок! Можешь рвать свою шкуру дальше!

— Ты где так насобачился раны шить? — с уважением спросил Андрей.

— Да было дело! На выпускном курсе в отпуске был, а у южных соседей тогда шел такой мордобой… Вот я туда и рванул! Врачебный долг и опыт! Целый месяц по шесть-восемь часов у стола стоял! От их президента у меня есть «спасибо «в рамочке! Так что твоя рана — для меня семечки! — похвастался доктор.

Тут он оценивающе оглядел Палыча.

— Да ну, доктор, обойдусь — бросьте — как на собаке заживет! — хвастливо сказал Егоркин, но тут же кашлянул. Отхаркивая противную холодную воду и болезненно скривился — боль опять пронзила ребра.