Просто поверь (СИ)

— Как вас много… — пробормотал Дамблдор, явно не ожидавший, что в его кабинете соберется такая толпа. Тем более профессор Макгонагалл была не намерена куда-то уходить. Наоборот, она с готовностью наколдовала несколько стульев, предоставляя нам возможность расположиться с максимальным комфортом.

— Могу я узнать, чем обязан вашему визиту? — с прежним радушием спросил Дамблдор. Обвел взглядом всех, на мгновение остановившись на Северусе, и посмотрел на меня, словно зная, что именно я — инициатор.

— У меня не нашлось открытки, и я решила заглянуть к вам, Альбус.

Подчеркивая свое пока миролюбивое настроение, я аккуратно села на один из стульев, как примерная ученица, пришедшая в кабинет директора.

— Открытки?

— Ну да. Помните, вы сказали, если я надумаю с вами связаться, совсем не обязательно слать открытку?

— Действительно… — Он, видно, никак не мог понять, говорю я серьезно или же нет. Однако настроение у меня было отнюдь не расположенное к шуткам. — Что ж, рад всех вас видеть, садитесь, в ногах правды нет.

Гарри, ни секунды не колеблясь, уселся рядом. Его друзья осторожно, словно опасаясь чего-то, расположились по его левую руку. Северус остался стоять, прислонясь к стене возле двери. Профессор Макгонагалл как будто тоже не собиралась садиться, пока сам директор находился на ногах.

— Ну-с. — Сделав паузу, Дамблдор соединил перед собой кончики пальцев, словно это помогало ему настроиться на нужную волну.

Я неспешно огляделась. В этом кабинете мне приходилось бывать всего пару раз, в качестве старосты. Из-за чего конкретно, к сожалению, уже не помню, но впечатление от пребывания в обители главы школы осталось и довольно яркое. В нем было все по-прежнему: эти портреты на стенах, шкафы с книгами, странные предметы на низких столиках… Мой взгляд остановился на птице с ало-золотым оперением, сидящей на жердочке возле директорского стола. Феникс, если не ошибаюсь. Да, и он здесь был. Ничего не меняется…

— Итак… — вновь сделал попытку начать разговор Альбус.

— Итак, — эхом повторила я, обратив глаза на него, — я хочу знать все, от начала и до конца.

— Все?

— Именно так.

Дамблдор посмотрел на Северуса, словно надеясь, что он расшифрует мои слова.

— Все — это значит действительно все, директор, — чуть пошевелившись, ответил Северус. — Начиная с той самой ночи и…

— До моего пробуждения, да, — закончила я, выпрямившись.

— Понимаю… Но я думал, ты давным-давно выяснила, учитывая твое упорство.

— Вы же знаете, что я не могла этого сделать, пока… Пока не вернется моя память.

— А теперь?

— Теперь могу.

Мне вдруг почудилось, что в глазах Дамблдора промелькнуло какое-то странное чувство, похожее на легкое торжество, или, может быть, я слишком пристально смотрела на него?

— То есть я не ошибусь, если предположу, что ты наконец-то все вспомнила?

В наступившей тишине отчетливо послышался негромкий курлыкающий голос феникса. Никто не оглянулся, обратив внимательно-тревожные взоры на одну меня. Гарри, вероятно, бессознательно, сжал мою руку. Я успокаивающе погладила в ответ по тыльной стороне его ладони.

— Не ошибетесь, Альбус. Я действительно вспомнила все, вплоть до… — В горле в который раз образовался горький комок, и неоконченная фраза осталась висеть в воздухе.

Строгие черты лица Минервы Макгонагалл смягчились, и вместо обычной сухой сдержанности в ее взгляде сквозила откровенная жалость. Будто поддавшись неодолимому порыву, моя бывшая преподавательница подошла ко мне и с сочувствием дотронулась до плеча. Этот жест, как он был ни необычен для нее, выглядел вполне естественно.

— Я от всего сердца сочувствую твоему горю, Лили. Даже и представить не могу, каково тебе сейчас. Тебе и Гарри…

— Спасибо, профессор Макгонагалл, — тихо произнесла я с благодарностью.

— Лили сильная, Минерва, — отозвался Дамблдор, — уверен, она сможет справиться с потрясением, которое нанесла ей судьба. Вместе с Гарри и другими близкими ей людьми.

Как бы подчеркивая последние слова, он обратил испытующий взгляд на безмолвно стоящего Северуса.

— Не сомневайтесь, профессор, — вместо него откликнулся Гарри. — Мама не останется одна. Теперь не останется.

В его голосе промелькнул тонкий намек, который даже Дамблдор не смог бы проигнорировать. Намек, вероятно, на то, что мое существование долгие годы являлось для остального мира тайной, и в первую очередь для моего сына. За что я, наверное, вряд ли прощу Альбуса Дамблдора. Зачем он скрыл меня от Гарри? Зачем отнял у него мало-мальскую надежду и часы долгожданных встреч, которые Гарри мог бы проводить со мной, пусть я и не осознавала бы этого? Может быть, если бы он знал обо мне, я пришла бы в себя намного быстрее…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, Гарри, — старик, как ни в чем не бывало, обошел стол и приблизился к высокой жердочке, на которой гордо восседал феникс. Провел длинными пальцами по ало-золотым перьям. — Но ведь я уже тебе все объяснил.

— А мне все равно непонятно, почему понадобилось скрывать, что мама… жива.