Что было потом, я помню плохо. Помню только, что врачи «скорой помощи», как мне казалось, были очень резкими в своих действиях. Они принесли меня в ванную комнату, засунули что-то резиновое и неприятное в моё горло и лили туда много воды, таким образом промывая желудок. Я пришла в себя на больничной кровати, мне было очень холодно. Врачи постоянно задавали мне глупые вопросы: как тебя зовут, сколько тебе лет? Мне было очень холодно, я очень хотела спать, они мне очень мешали. К концу дня я осознала, что я всё ещё жива. Меня это совсем не обрадовало. Я чувствовала огромную вину перед мужем, который поволновался за меня. Мне было очень страшно, что мама или дочери могут узнать правду. Я боялась узнать правду о себе, истинную причину своего поступка. Стараясь скрыть правду, вину, стыд, я причиняла себе огромную душевную боль, которую я тоже старалась спрятать.
В больнице я прошла много неприятных бесед с врачами. Я так боялась, что это может повлиять на мой отъезд в Канаду! Я была так напряжена внутри, я так старалась угодить всем, чтобы никто не видел, какая я плохая. Только муж знал, что случилось со мной, а для всех остальных людей – кишечное отравление. Меня выписали на следующий день.
Через неделю мой организм пришёл в норму, пришли и документы, которые оповещали – время покупать билеты в Канаду.
Прощай, Родина!
Билеты на столе. Чемоданы сложены.
Это было сплошным кошмаром. Кроме постоянно сдерживаемой паники и душевной боли я ничего не чувствовала.
Завтра рано утром отъезд.
Я купила красные цветы в горшке для своей мамы. Когда я подходила к дому, где живёт моя мама, то старалась собрать всю свою волю и показать маме, что я весела, что всё хорошо. Я поднялась на второй этаж и увидела маму, сидящую за столом. Она выглядела спокойной, но мы обе чувствовали, что это совсем не так. Я протянула ей цветы, обняла её ласково, поцеловала её нежно и сказала:
– Мамочка, будешь их поливать и меня вспоминать.
После этих слов я тут же в тысячный раз стала говорить ей, что как только я в Канаде освоюсь, то заберу свою мамочку к себе, что всё будет хорошо, что я люблю её. Я говорила и говорила. Сердце так болело, что часто прерывалось моё дыхание. И потом я сказала, что мне пора уходить. Моя дорогая мамочка сказала:
– Я провожу тебя.
Мы спустились на первый этаж и остановились у входной двери. Дверной проём разделял мою маленькую мамочку и меня. Я уже была за дверью, а мой самый дорогой человек на этой земле – перед дверью, внутри дома. Она была такая маленькая, уже старенькая, такая до боли знакомая и родная. Я стригла ей волосы и знала, какие они мягкие и не густые. Я натирала ей спину мазью, и всегда буду помнить, какая у неё мягкая и нежная кожа. Я лечила ей колени и чувствовала, когда они болели. Я целовала ей руки, которые так много работали. И вот теперь я стою перед тем Человеком, который дал мне жизнь, выкормил, воспитал, поддерживал всю мою жизнь, и говорю:
– До свиданья, мамочка.
Мы обе уже тогда знали, что никогда больше не увидимся. Мой самый главный человек в этой жизни, моя Мамочка, спасибо тебе за всё. Прости меня, пожалуйста, если я делала что-то не так. Я люблю тебя каждой клеточкой своего сердца. Мама перекрестила меня, хотя я никогда не видела этого раньше, и сказала:
– Иди.
Я ушла, ни разу не обернувшись.
Я шла домой и плакала. Это было так больно, что описать невозможно. Я уходила навсегда из дома, где родилась, где я знала каждый кустик, каждое деревце, каждый уголок в квартире. Я шла по улице, по которой я смогла бы идти с закрытыми глазами. Я уходила, чтобы не вернуться.
Завтра отъезд.
Мы с мужем к тому времени уже развелись официально, но в жизни это ничего не изменило. Мы были друзьями, как мне тогда казалось. Последний совместный ужин.
Напряжение просто зашкаливает. Утром нам надо просыпаться очень рано.
Я несколько раз повторяю своему мужу, что надо идти спать, но, каждый раз он находит какую причину и не идёт. Я легла в постель. Я знаю, что это последняя наша ночь с мужем. Я так хочу близости с ним, так хочу прижаться к нему, я чувствую себя такой одинокой. Мне очень страшно перед завтрашним днём. Он так и не зашёл в спальню. Он спал в другой комнате. Душевная боль и так была максимальной, и эта боль просто уплотнила массу.
Наш друг на своей машине привёз нас в Польшу, где мы должны были провести ночь в гостинице, а утром улететь на самолёте в Ванкувер.
В ту ночь в гостинице я ждала его тоже. Он даже не приблизился ко мне. С этой обидой и болью на него я прожила несколько последующих лет.
Когда я говорила своё последнее «прощай», то это была паника, боль, страх, недосказанные обиды, невысказанная любовь между мной и мужем. У него были слёзы, у меня была рана. Мы расстались. Мы улетели.
Наконец-то я дома!
Наш самолёт приземлился в Ванкувере согласно расписанию. Дверь самолета открылась, и люди стали спускаться по трапу. Я и моя дочь ступили на трап тоже. Когда моя нога впервые коснулась земли Канады, я вдруг вслух произнесла:
– Наконец-то я дома.