Во всем ее облике сквозила неуверенность, как в тот раз, когда она узнала о моей амнезии. Сейчас же Петунья мялась на пороге, словно уже жалела, что появилась здесь. Но в конце концов, пересилила себя и вошла в дверь. В холле она чуть не столкнулась с Гарри и Гермионой. Разлилась несколько неловкая тишина, в течение которой Петунья и Гарри со смущением смотрели друг на друга.
— Эм… Здравствуйте, тетя Петунья.
— Здравствуй… Гарри, — натужно произнесла она. — Я…
Петунья кинула на меня беспомощный взгляд, но я, помня обо всем том, что рассказывал мне сын, о ее отношении к нему, не повелась на этот прием.
— Я, в общем, хотела увидеться с тобой, Лили, чтобы попрощаться.
— Ты куда — то уезжаешь? — сдержанно спросила я.
— Да, вместе с семьей. Мы решили пожить в Ирландии… по крайней мере до конца лета.
Входная дверь была по — прежнему раскрыта, и это обстоятельство вынуждало меня отвлекаться: оба мужчины отчего — то предпочли остаться на улице.
— Знаешь, давай поговорим в гостиной. Или нет, пойдем на кухню.
Но прежде чем отправиться туда, я позвала Ремуса и Северуса.
— Вам особого приглашения надо? И кстати, Северус, — добавила я, едва за ним последним закрылась дверь, — в гостиной лежит сын Нарциссы Малфой…
Это имя заставило Северуса проявить хоть какую — то заинтересованность.
— Драко?
— Да. Он ранен, но я сделала все, что смогла… Ты все же посмотри…
Фраза повисла в воздухе, поскольку Северус, не дождавшись, когда я закончу, практически вбежал в гостиную.
— Значит, ты хотела попрощаться? — Уединившись с Петуньей на кухне, я устало присела за квадратный стол, которому, судя по всему, было немало лет. — Очень мило. Раньше тебе было трудно переносить даже мое присутствие. А теперь — надо же — усмирила свою гордыню и согласилась пойти с волшебниками, и все это лишь для того, чтобы попрощаться со мной.
Петунья, несомненно чувствуя себя не в своей тарелке, с каждым произнесенным словом сильнее поджимала губы. На ее лице проступило непонятное выражение, которое я не могла так с ходу определить: возможно, это была вина, смешанная с обидой.
— Все это так, — отрывисто сказала сестра, скрещивая руки на груди. — Ты, как мне уже сообщили, все вспомнила. Вспомнила и, наверное, жалеешь о том, что так скоро простила меня… — Ее суховатый голос дрогнул. — И я понимаю тебя… Что ж, это моя вина. Мне не удалось до конца принять тебя… твою особенность… Почти всю жизнь я провела, завидуя тому, кто ты есть…
Я внимательно посмотрела на Петунью, свою старшую сестру. Вероятно, ей очень нелегко далось это признание. Заметив мой взгляд, она криво усмехнулась.
— Не ожидала таких откровений, правда? Честно говоря, я тоже. Но… — она прикрыла глаза, — твое возвращение что — то перевернуло во мне. Я хочу, чтобы ты меня простила, но… не надеюсь на это.
— Я могу простить тебя за что угодно, ведь ты моя сестра, — тихо сказала я. — Одно не смогу простить никогда. Твое отношение к Гарри.
Ее приподнявшиеся было плечи снова поникли. Петунья кивнула, будто услышав именно то, что ожидала.
— Наверное, я напрасно отняла у тебя время… Пойду я, Дадли и Вернон ждут… Они и так не хотели отпускать меня, после всего, что сегодня случилось…
— А что сегодня случилось? — с подозрением спросила я, заметив, как Петунья занервничала. — Это связано с Ремусом и Северусом?
— С Северусом! — привычно усмехнулась она. — Возрождаете старую дружбу? Впрочем, это не мое дело. — Однако весь ее вид выражал неодобрение. — Что случилось, спрашиваешь?
— Тетя Петунья!
Мы обе повернулись к двери: там стоял Гарри.
— Иногда молчание действительно — золото, не забывайте об этом.
Петунья под пронзительным взглядом племянника смущенно заморгала. Мне пришла странная мысль, что она испугалась не столько непонятных слов, сколько самого внимания Гарри.
— О чем это ты, Гарри?
— Да так… — туманно сказал он. — Тебе, мам, вообще противопоказано волноваться, а ты только и делаешь, что беспокоишься. Все же хорошо.
Я не смогла не улыбнуться.
— Какой ты у меня заботливый. Ладно, с волнениями на сегодня хватит.
Я подошла к Петунье.
— Я рада, правда рада, что мы увиделись. Надеюсь, встретиться и в будущем. Передавай привет мужу и сыну.
Долгого прощания со слезами и крепкими объятиями, увы, не получилось. Несмотря на все свои заверения, Петунья так и не сумела до конца принять мою принадлежность к миру магии. Напоследок обернувшись, она глубоко вздохнула и, избегая смотреть на Гарри, почти прошептала:
— Прости меня, Гарри…
Затем быстро спустилась с крыльца и стремительной походкой направилась к границе сада.
— Не волнуйся, я доставлю ее обратно, — сказал Ремус, коснувшись моего плеча. Я кивнула.
В холле, наполненном мягким сумраком, остались только мы с Гарри. После ухода Петуньи у меня остался какой — то осадок: то ли я что — то сделала не так, то ли наоборот, вообще не сделала.
— Как там наш пациент? — пытаясь приподнять себе настроение, пошутила я. — Еще не бегает?
— Он, кажется, даже не пришел в себя, — сказал Гарри. Помявшись, он спросил: — А тетя Петунья… тебе больше ничего не говорила?
— О чем именно?