Просто приворот

Василий пытался припомнить, как надлежит поступать ревнителю благочестия, волею судеб оказавшемуся на подобном сборище, но, как назло, ничего дельного на ум не приходило. Напротив, вспоминалась только печальная история инквизитора из Комо, который, спалив заживо множество ведьм, все же не до конца верил их рассказам. Этот отважный человек решил лично удостовериться в том, что происходит на шабашах, и заставил одну из арестованных колдуний тайком провести его туда. Любознательность дорого обошлась члену священного трибунала… Дьявол поначалу делал вид, что не замечает незваного гостя, но потом по его сигналу нечисть разом набросилась на несчастного, и через две недели он скончался от побоев.

Значит, помощи ждать неоткуда. Если уж инквизитор, облеченный саном, не смог защитить себя, то и тут тем более не спастись. Ночь — время, когда демоны чувствуют себя хозяевами на земле. Низринуть их в ад может только первый крик петуха, но до утра еще далеко, луна высоко стоит в темном небе…

Но почему-то убивать его никто не спешил. Василий растерянно озирался по сторонам и чувствовал себя на редкость глупо. Все-таки, по свидетельствам отцов церкви, шабаш выглядел несколько иначе. Никаких тебе голых ведьм, исполняющих бесовские пляски и поедающих ножки некрещеных младенцев, ни дьявола в образе черного козла… Даже та, что заманила сюда, теперь непонятным образом облеклась в длинный балахон и скромно стояла среди других.

Чтобы придать себе мужества, Василий усилием воли пытался вызвать воспоминания об отце Иоганне. Вот он бы точно не дрогнул, оказавшись в руках этих дьявольских созданий, а если бы понадобилось — без страха принял бы мученическую смерть.

Сейчас Василий почти воочию увидел монастырь среди зеленых холмов, стрельчатые своды, лицо юного послушника, прекрасного, как сам архангел Михаил… Теперь близкая гибель уже не страшила. В самом деле, чего же бояться, если жизнь бесконечна?

Василий счастливо улыбался, все дальше и дальше уходя в свою прошлую жизнь. Жаль только, что милых сердцу картин, когда он был по-настоящему счастлив, сохранилось в памяти совсем немного… Жизнь отца Иоганна была чистой и праведной, он был настоящим подвижником, неутомимым тружеником и защитником веры.

Вперед выступил худой, точно скелет, мужчина. Даже под длинным балахоном это было заметно. Мужчина окинул капюшон, прикрывающий лицо.

— Ты помнишь меня? — спросил он.

Василий сразу его узнал. Именно его он видел возле дома колдуньи Альвины! Значит, шпионил, выслеживал… И привел сюда, на верную смерть.

— А тогда, раньше?

Боль вонзилась в виски, словно раскаленная игла. Василий на миг закрыл глаза. Словно огненный шар взорвался перед глазами, и все озарилось ослепительно-ярким светом. Да, действительно, он помнил!

Ученый аптекарь Альбрехт Доденхайм, колдун и чернокнижник… Он сам явился в магистрат, признался в своих деяниях, произносил кощунственные речи и даже посмел посягнуть на авторитет самой святой церкви! Его слова о том, что придет время, и сам Папа Римский будет каяться перед всем миром за существование инквизиции, возмутили тогда до глубины души.

Даже под пытками этот грешник не обнаружил и тени раскаяния, напротив, открыто глумился над судьями, вытаскивая на свет Божий все их грехи, все самые потаенные желания, в которых человек и сам себе не всегда может признаться. Почтенному фон Шнеевейсу, известному гонителю чародейства, намекал на связь его молодой жены с графом Пургшталем, господина Атенштадта попрекал страстью к азартным играм, даже палач Фриц Вебер, ко всему привыкший за долгие годы беспорочной службы в застенке, содрогнулся и побледнел, когда услышал совет не покупать дочери новое платье из брабантских кружев… Отца Иоганна он тоже смутил, напомнив о каком-то страшном поступке, который он пытался забыть всю жизнь…

И о Михаэле.

Откуда он знал? Наверняка от самого дьявола!

Теперь аптекарь снова стоит перед ним, безжалостно смотрит в глаза, вытаскивая на свет самое сокровенное, потаенное, запрятанное в глубоких тайниках души.

Нет-нет, он не смеет этого делать!

Отчаянным усилием воли отец Иоганн пытался отогнать дьявольское наваждение, вспоминать только о хорошем. Он видел, как они с Михаэлем идут по дорожке, обсуждая толкования блаженного Августина, как сидят в библиотеке, занятые переписыванием старинных книг, стоят рядом на молитве… Картины эти исполнены истинной благодати, так что слезы умиления наворачиваются на глаза, но миг — и появляется совсем иное.

Темнота. Келья. Глаза совсем рядом — огромные, молящие… Любимые глаза. А он придвигается все ближе, ближе… И уже не может остановиться. Все как в тумане — юное нагое тело, потом — быстрые движения, нарастающее возбуждение… И вот уже нет больше ничего, даже самого Бога, только огромное блаженство!

Позже приходит стыд. Когда все было кончено, Иоганн не смеет взглянуть на Михаэля и уходит, ни слова не говоря, закрывая лицо капюшоном.

И в следующий раз увидит его уже мертвым.