Просто Рим. Образы Италии XXI

Апаш в виде святого Иоанна, откровенно пародирующий Микеланджело, не мог не возмущать Пуссена, но Риму картина понравилась, что видно по числу копий, свидетельствующих о том, что многие захотели иметь нечто подобное. Иоанн Креститель 1602 года совершенно естественно вписывается в ряд андрогинов из лютнистов и мальчиков с розами в волосах. Он написан для элиты, считающей себя настолько свободной, что она может позволить себе нарушения общепринятого во всём: во вкусе, в поведении, в воззрениях. Само собой разумеется, до определённого предела. Маттеи и дель Монте наверняка считывали отсылку к Микеланджело, она их забавляла, как сегодняшнюю элиту забавляет соцарт и издевательский оммаж Александра Косолапова «Чёрному квадрату» Малевича, выложенный из чёрной икры: постмодернистский фарс, претендующий на остроумие. Высокое Возрождение для Караваджо и его публики такой же абсолют, как революционный авангард для сегодняшнего дня. На подобную отсылку к Микеланджело он осознанно решился как на своего рода кощунство, но его «Иоанн Креститель» намного художественнее любого соцарта, потому что Высокое Возрождение не революционный авангард, Микеланджело не Малевич, эпоха была другой, да и Караваджо к тому же был гением. У него получилось глубже и остроумней: не пародия на пусть даже и мифологическое, но конкретное произведение, коими являются Капелла Систина и «Чёрный квадрат», а утверждение нового принципа искусства, приводящего к разговору о пресловутом реализме.

Заявив, что ему достаточно привести цыганку к себе в мастерскую, чтобы сделать шедевр, Караваджо отнюдь не собирался цыганку перерисовывать с помощью камеры-обскуры, как это многие сейчас пытаются доказать. Цыганка лишь один из возможных источников вдохновения, она альфа, но ни в коем случае не омега творчества. Он утверждал, что вдохновение можно черпать не только изнутри, но и вокруг. Но реально ли окружающее нас? Если бы Караваджо работал так, как это изображает в своём фильме Дерек Джармен: сажал бы свои модели перед собой и затем переносил их на холст, – то у него бы и получилось то, что мы видим на экране, – роль произведений Караваджо в фильме играет то, что смог намалевать кинематографический художник. Джармен правильно сделал, что показал это так, как показано, это соответствует условности, на которой построен его «Караваджо». Портретен ли «Иоанн Креститель»? Конечно же нет. Да, наверное, для него позировал какой-то мальчик, но Караваджо не изображал ни мальчика Джованни, ни Иоанна Крестителя. Да, он потакал вкусу заказчика, но в первую очередь он интерпретировал Микеланджело. Получилось сложнейшее размышление на тему традиции и новаторства. Предполагают, что эрмитажный «Лютнист» – портретное изображение Педро Монтойя, прославленного кастрата, также проживавшего у дель Монте. Сомнительно, как и сомнительно, что вообще эти мальчики портретны. Их лица и фигуры не индивидуальны, а убедительны. Реальность же – обман, она всё время ускользает. Для того чтобы сделать реальность непреложной, надо над ней основательно поработать.

* * *

Красочная фривольность антуража Палаццо Мадама была своего рода прикрытием серьёзнейших международных интриг. Дворец был одним из политических центров Рима. Изначально он был средоточием влияния сторонников дома Медичи, враждебного Фальконьери и другим, более радикальным про-республикански настроенным флорентийским эмигрантам. Когда в нём поселилась Маргарита, дворец вышел из-под юрисдикции Великого герцогства Тосканского. Её брак с внуком папы обеспечил ей тесную связь с Ватиканом, но после того, как отец Оттавио Фарнезе был убит заговорщиками в 1547 году и Оттавио ему наследовал, отношения деда и внука испортились. После смерти Павла III в 1549 году конфликт дома Фарнезе со Святым Престолом продолжался, причём Оттавио стал искать союзников и нашёл их в лице французов. Папу же поддерживал император Карл V, отец Маргариты, и испанцы. Маргарита, несмотря на ссору Ватикана и Фарнезе, сохраняла теснейшую связь со всеми папами, что совсем испортило и без того плохие отношения супругов. Фактического развода не было, но Оттавио никак не общался с женой и сыном, хотя Алессандро продолжал быть его наследником. Противостояние французов и испанцев определило климат Европы второй половины XVI века, разделив и Италию, и семью Фарнезе: муж стал важной фигурой французской партии, жена и сын – испанской.