Просто слушай

Уитни пролежала пару дней в больнице, а потом ее направили на принудительное лечение. Она его так возненавидела, что перестала разговаривать с родителями, когда они ее навещали. Тем не менее постепенно Уитни становилось лучше — она стала набирать вес. В канун Рождества приехала Кирстен и вместо праздничного веселья обнаружила измученных, взволнованных родителей и меня, пытающуюся не путаться под ногами. И все же за обедом она не замедлила нас огорошить:

— Я приняла решение. Я больше не хочу работать моделью.

Мама отложила вилку:

— Что?

— Мне надоело. — Кирстен глотнула вина. — И, по правде говоря, уже давно. Я и так почти не работаю, но, по-моему, лучше сообщить вам о моем решении официально.

Похоже, маме стало только хуже. Она устала, измучилась, а тут еще такое. Папа взглянул на нее:

— Кирстен, не спеши.

— А я и не спешу. Я все обдумала. — Она единственная продолжала обедать, накалывая на вилку картошку. — Давайте взглянем правде в глаза: весить сто пять фунтов я никогда не буду. И сто пятнадцать тоже.

— Но ведь у тебя и так много работы, — сказала мама.

— Немного, — поправила ее Кирстен. — На жизнь все равно не хватает. Я работаю моделью с восьми лет. Сейчас мне двадцать два. Я хочу заняться чем-то другим.

— Например? — спросил папа.

Кирстен пожала плечами:

— Пока не знаю. Я встречаю гостей в ресторане, кроме того, подруга предложила мне работать администратором в салоне. Так что денег хватит. Возможно, я пойду учиться.

— Учиться? — поразился папа.

— А чего ты так удивился?

На самом деле я сама дар речи потеряла. Кирстен бросила колледж в Нью-Йорке, да и школу не сильно жаловала. В старших классах постоянно прогуливала либо из-за работы, либо из-за очередного грязного и не обремененного моральными устоями паренька.

— В моем возрасте большинство девушек уже окончили колледжи и делают карьеру. Я как будто упустила в своей жизни что-то важное, понимаете? Хочу получить диплом.

— А что мешает тебе учиться и по-прежнему работать моделью? — спросила мама. — Зачем ударяться в крайности?

— Других вариантов нет, — отрезала Кирстен.

При иных обстоятельствах родители, возможно, продолжили бы спор. Но они слишком устали. Кирстен всегда отличалась прямотой, и на этот раз ее упрямство победило. Конечно, вряд ли стоило удивляться ее решению — сестра уже давно не увлекалась модельным бизнесом. Но, учитывая болезнь Уитни, все несколько усложнилось. Особенно для меня.

Уитни за месяц набрала десять фунтов. Когда ее выписали, она решила вернуться в Нью-Йорк, но родители заставили ее остаться дома, поскольку врачи сказали, что если Уитни снова будет работать моделью, то вся польза от лечения сойдет на нет. С января она стала посещать врача два раза в неделю, а все остальное время сидела дома в дурном настроении. Кирстен же сдержала слово и, работая на двух работах, записалась на занятия в колледже. К всеобщему удивлению, учитывая ее поведение в старших классах, она очень полюбила учиться. Названивала нам каждые выходные и радостно рассказывала про колледж во всех подробностях. И снова сестры были полярными и одинаковыми одновременно. У каждой началась новая жизнь, но лишь у Кирстен — по ее собственному выбору.

Иногда казалось, что Уитни идет на поправку. Она ела, полнела и больше походила на себя прежнюю. Но порой она отказывалась от завтрака или пыталась у себя в комнате незаметно от нас вызвать рвоту. Тогда родители грозились вернуть ее в больницу и кормить насильно. Этого было достаточно, чтоб вновь привести Уитни в чувство. Но одно оставалось неизменным: она ни за что не хотела разговаривать с Кирстен.

Ни по телефону, ни когда наша старшая сестра приехала домой весной на выходные. Вначале Кирстен обиделась, затем разозлилась и решила в отместку тоже молчать. Мы с родителями оказались меж двух огней. Пытались, как могли, заполнить неловкие паузы, но ничего не получалось. С тех пор родители навещали Кирстен в Нью-Йорке, а она наотрез отказывалась приезжать домой.

Неприятная у нас сложилась в семье обстановка. Ребенком я ненавидела, когда сестры ссорились, но, оказывается, их молчание могло быть еще хуже. Они не разговаривали уже девять месяцев, и меня ужасал столь долгий срок.

За последний год сестры очень сильно изменились. Одна сразу бросалась в глаза, другую было слышно за километр. Я же, как всегда, застряла где-то посередине.

Но я тоже изменилась, хотя этого никто не замечал. Изменилась, как и все мы в ту ночь. Теперь мы лишь казались счастливой семьей, весело проводящей время за обедом в Стеклянном доме. Но не были ею на самом деле.

Глава четвертая

Первую неделю в школе Софи не обращала на меня внимания, что было очень неприятно. Но потом неожиданно со мной заговорила. Уж лучше бы она молчала!

— Шлюха!

Софи повторяла одно и то же слово, жаля, как змея. То неожиданно, исподтишка, то прямо в лицо. И никогда не получалось предугадать ее появление. Только мне становилось немного лучше или день проходил не так уж плохо, как Софи была тут как тут.