У меня ладони потеют, и кожа на губах вот-вот лопнет. Я пытаюсь контролировать эту волну беспричинного страха. Пытаюсь. Не получается.
Еще у меня стучат зубы. Поэтому, когда говорю, звуки очень похожи на те, которые издает бедняга Щелкунчик при разгрызании ореха.
— Мне фигово, — выдавливаю я сквозь дикую дрожь и понимаю, что все обстоит действительно так.
— Нет. Не так. Что ты чувствуешь? — спрашивает Джо.
Я молчу. Ответ крутится на языке, но я просто не могу подобрать слов.
— Можно мне воды… — запинаюсь, — …и успокоительного?
Джо напрягается — я всегда чувствую, когда люди начинают нервничать.
— Он ведь кормил тебя этой дрянью, да?
— Какой дрянью? — не понимаю я.
— Маленькими таблетками?
Я киваю, но никак не могу понять, чем же вызвано его раздражение, что такого плохого в этом несложном слове. Успокоительное ведь от слова "успокаивать", да? Но сомнения противной змеей закрадываются в мое сознание, и я понимаю, что не хочу слышать причину того, почему Джо не даст мне заветного лекарства.
— Ты хочешь стать тряпичной куклой без собственной воли? — внезапно вскипает Джо. — Хочешь, чтобы твои дружки помыкали тобой до конца твоих дней? Никогда, слышишь? Никогда больше не позволяй им ничем пичкать тебя.
Он рядом. И его голос — голос плохих парней — обжигает меня, так что я почти не задумываюсь над смыслом услышанного. Я похожа на большой почтовый ящик, каким-то неведомым образом сортирующий информацию. То, что меня не интересует, просто отсеивается.
Уши вновь закладывает от этих периодически монотонно повторяющихся звуков из соседних комнат.
— У вас тут, что, бордель? — не выдерживаю я, и чувствую, как краснеют щеки.
Джо ухмыляется — я чувствую — и хрипит что-то нечленораздельное.
— И это тоже, — почти смеется он. — Прикрываемся, — поясняет.
— И тебя не раздражают эти… звуки?
— Я не такой чувствительный. — Такое чувство, что он просто издевается надо мной.
— А Лея?
— Тоже, — кивает он, и я слышу раздраженное хмыканье из противоположного конца комнаты и вновь участившееся звяканье.
— А я? — одними губами спрашиваю я, но знаю, что он поймет.
Наверное, выгляжу я крайне смешно, потому что Джо внезапно начинает хохотать, и я даже слышу, как хрипло хихикает Лея.
— А тебе хочется?
А даже если и хочется?..
…
Я жду его на протяжении уже всей осени. Сижу на устойчивом карнизе открытого окна и слушаю, как тихо подпевает ветер моим внутренним мыслям. Я слушаю ветер, пытаюсь найти в его завываниях нотки знакомого дыхания. Тяжелого, частого дыхания.
Но Ким как будто не помнит про меня.
Когда несколько месяцев назад я открыла Джо дверь, я ни на секунду не сомневалась, что мое самопожертвование ненадолго. Что скоро все закончится. Так или иначе.
Но судьба — такое глупое слово для человека, который не верит в судьбу, — снова и снова издевательски смеется надо мной.
Мне хочется что-то прокричать, но резкий порыв ветра заставляет меня заткнуться. Не напрямую, ненавязчиво. Все они гребанные джентльмены.
В организме как-то подозрительно пусто. Как будто я продала этим ублюдкам обе своих почки, сердце и мозги. Как будто они выкачали из меня все живое самым большим из существующих в мире насосом. Звучало бы: насос по выкачиванию душ.
Мне не хватает кофеина — настоящего — потому что местные "девушки" предпочитают быстрорастворимый кофе — суррогат. Они вообще предпочитают все ненастоящее: белье из искусственного меха, искусственный смех и неприлично красную помаду. Я не видела — просто знаю. Лея тоже подарила мне вот такую помаду — она сказала, алую.
Чтобы казалось, будто я напилась чей-то крови.
Осень подходит к концу, и я жду его на протяжении уже семидесяти трех дней. Я не веду специальный отсчет — просто знаю.
Мне кажется, что он здесь, где-то рядом, стоит за моей спиной, тяжело дышит и просто ждет, когда же я, наконец, слезу с этого промерзшего карниза.
У меня сильно отросли волосы, и ногти теперь аккуратно подстрижены (Лея). У меня по-прежнему нет иммунитета к звукам за тонкими стенками, и я все еще не знаю, какого черта тут от меня хотят.
Я по-прежнему все та же слепая неудачница Кесси, но в документах, которые принес мне Джо, я значусь как-то по-другому. А мне плевать. По-настоящему плевать.
Джо рассказал мне, что раньше он был музыкантом, да и вообще хотел посвятить свою жизнь музыке. Частенько он наигрывает мне свои мелодии на старой скрипучей гитаре, а я только слушаю и раскачиваюсь под музыку из стороны в сторону. Взад-вперед… В такие моменты я забываю обо всем: о Киме, об отвратительных запахах, о том, что меня, можно сказать, похитили. Я забываю обо всем, и мне кажется, что еще чуть-чуть, и я начну танцевать. Начну кружиться по комнате, не обращая внимания ни на то, что уже осень заканчивается, ни на то, что в комнате сидит Лея и — снова — монотонно звякает.
Я не замечаю, как садится солнце и как день сменяется ночью. Теперь я не могу понять, день сейчас или ночь. Я не вижу и даже не пытаюсь почувствовать.