– У меня их нет.
– …
– Отца я не знал… Какой-то незнакомый мужик "облегчился" на заднем сиденье машины… А моя мать… она…
– Что?
– Она была не слишком довольна, ну и…
– Что?
– Ничего…
– Что – ничего?
– Она не хотела…
– Этого мужика?
– Нет – маленького мальчика.
– Тебя воспитала бабушка?
– Бабушка и дедушка…
– Он умер?
– Да.
– Ты никогда ее больше не видел?
– Камилла, заклинаю тебя, умолкни. Иначе потом тебе придется укачивать меня в своих объятиях…
– Я согласна. Давай. Я готова рискнуть…
– Лгунья.
– Так не видел?
– …
– Прости. Умолкаю.
Она услышала, как он перевернулся на другой бок.
– Я… До десяти лет я ничего о ней не слышал… На день рождения и Новый год мне всегда дарили подарки, но потом я узнал, что они меня дурили… Из любви, но все-таки дурили… Она никогда нам не писала, но я знаю, что бабуля каждый год посылала ей мои школьные фотографии… И на одной из них… поди знай, может, я вышел лучше обычного… А может, учитель меня причесал. Или фотограф показал мне пластмассового Микки-Мауса, чтобы я улыбнулся? Неважно, маленький мальчик на фотографии заставил ее почувствовать угрызения совести, и она заявилась, чтобы забрать меня с собой… Не буду пересказывать тебе ужасающие подробности… Я орал как резаный, потому что хотел остаться, бабуля меня утешала и все повторяла, как это замечательно, что у меня наконец появится настоящая семья, и выла громче меня, и прижимала к своей пышной груди… А дед молчал… Я могу не продолжать? Ты достаточно умна – сама домыслишь… Поверь, было жарко…
В конце концов я сел в ее машину, и мы уехали. Она познакомила меня со своим мужем и со своим младшим сыном, показала, где я буду спать…
Сначала мне все ужасно нравилось, особенно спать на втором ярусе кровати, но однажды вечером я расхныкался и сказал, что хочу вернуться домой. Она ответила, что мой дом теперь здесь, и велела заткнуться, чтобы не разбудить малыша. В ту ночь я описался. В ту и во все последующие. Ее это выводило из себя. Она говорила: я уверена, ты это делаешь нарочно, лежи в луже, тем хуже для тебя. Это все твоя бабка виновата. Она тебя испортила. А потом я чокнулся.
Понимаешь, я ведь всегда жил на свободе, бегал по полям, каждый вечер после школы ходил на рыбалку, дед брал меня с собой по грибы, на охоту, в кафе… Я вечно шлялся в сапогах, бросал велосипед в кустах и "перенимал опыт" у браконьеров – и вдруг оказался в дешевом гнилом доме в занюханном предместье, запертый в четырех стенах с телевизором и другим малышом, которому доставались вся любовь и нежность… И я слетел с катушек. Я… Нет… Неважно… Три месяца спустя она посадила меня в поезд, сказав, что я сам все испортил…
Ты все испортил… Ты все испортил… Эти слова все еще звенели у меня в ушах, когда я садился в "Симку" деда. И знаешь, что было хуже всего…
– Что?
– Эта сука разбила меня… вдребезги… Я так и не стал прежним… Детство кончилось, я не хотел их ласк и всего этого дерьма… Хуже всего было не то, что она меня забрала, а те ужасы, которые наговорила о бабушке, прежде чем снова выкинуть из своей жизни. Она задурила мне голову своим враньем… Будто бы мать заставила ее оставить меня, а потом выставила за дверь, что она боролась, скандалила, но дед достал ружье и…
– Она все это придумала?
– Конечно… Но я-то этого тогда не знал… Ничего не понимал, а может, хотел поверить? Наверное, меня это устраивало – верить, что нас разлучили насильно и что, если бы дед не пригрозил ей своей берданкой, я жил бы как все и меня не обзывали бы сыном последней шлюхи… Твоя мать потаскуха, ты – выблядок, вот что они говорили. Я тогда и слов-то таких не знал… Был полным придурком…
– А потом?
– А потом я стал жутким говном… Сделал все, чтобы отомстить… Заставить их заплатить за то, что лишили меня такой чудесной мамочки…
Он скалился.
– И я преуспел. Еще как преуспел… Таскал сигареты у деда, крал из кошелька продуктовые деньги, все запорол в колледже, и меня выгнали, гонял на мопеде, сидел в задних комнатах кафе и щупал девок… Ты и вообразить не можешь, что я творил… Был главарем. Лучшим. Королем подонков…
– А потом?
– А потом баю-бай. Продолжение в следующей серии…
– Ну? Не хочешь заключить меня в объятия?
– Меня гложут сомнения… Тебя ведь все-таки не изнасиловали…
Он наклонился к ней.
– Тем лучше. Потому что я не желаю с тобой обниматься. Во всяком случае, не так… Больше не хочу… Я долго играл с тобой в эту маленькую игру, но теперь все… Мне больше не весело… Черт, сколько у тебя одеял?
– Три… И перинка…
– Это ненормально… Ненормально, что ты вечно мерзнешь и два часа отходишь от поездки на мотоцикле… Ты должна поправиться, Камилла…
– У тебя тоже, у тебя… нет семейного альбома с фотографиями умильных родственников. Я прав?
– Да.
– Расскажешь когда-нибудь?
– Может быть…
– Я больше не буду доставать тебя вопросами…
– О чем?
– Я сказал, что Фред был моим единственным другом, но это не так. У меня есть еще один друг… Паскаль Лешампи, лучший кондитер в мире… Запомни его имя…