И надо сказать, что на фоне нарисованного им мрачного околокремлевского пейзажа образ Щебнева воспринимается почти «лучом света». Есть в нем так называемое отрицательное обаяние, которое чувствует даже Яна, оказавшись один на один со своим врагом в финале. А что уж говорить о читателе, который половину романного времени проводит наедине с Щебневым и с которым Щебнев держится как с задушевным другом. Читатель не может не ответить взаимностью герою. То есть невозможно, например, не разделить со Щебневым его омерзения при виде фигуры одного из создаваемых им кандидатов в преемники Погодина, лидера партии «Почва» (к почвенничеству название партии отношения не имеет, это просто черта современного партдизайна, когда из усеченных имен отцов-основателей создается что-нибудь вкусное и привлекательное – просто ПОгодин на время объединился с ЧВАновым, вот и вся «почва»).
И очень легко понять (если не принять) крайний прагматизм Щебнева, исходящий из мужественной констатации:
«Что поделаешь? У нас исторически сложился особый вариант демократии – патерналистский».
И соответственно, по Щебневу,
«народовластие – игрушка не для России. Нашего чпокнутого богоносца к избирательным урнам надо подпускать как можно реже…Чуть зазеваешься – и эти козлы тут же норовят выбрать какого-нибудь ваххабита, педераста или, прости господи, эстрадного певца».
Стилистика Щебнева может, конечно, покоробить, но что еще ожидать от «беспринципного и лживого образчика поколения Next», как характеризует себя сам герой. Нет, он, конечно, циник, но циник рефлексирующий и печальный – «горе от ума» в современном варианте.
Иными словами, не может Щебнев не осознавать обоснованности чувства своего превосходства и над коллегами, и вообще над «народонаселением». А потому, если у кого и есть в романе право «пасти народы», так это у него – у Ивана Щебнева. И не следует поспешно, как делает автор, осуждать его за попытку взять державный кнут в свои руки, как только представится возможность. Ну а возможность эту ему предоставляет Яна Штейн и байкер-басурманин, в ходе повествования оказывающийся честным фээсбэшником Максимом Лаптевым.
Дело в том, что кулинарная книга Парацельса, которую ищут Яна и Максим Лаптев, обладает магической силой – приготовленная по ее рецептам еда, скажем, пирожное наделяет съевшего его харизмой неимоверной мощи. Даже убогий Погодин, случайно опробовавший его, смотрится на телеэкране национальным лидером.
И вот здесь главное ехидство автора, заставившего задуматься своего «кремлевского героя» над вопросом: что такое харизма политика? Откуда она берется? Автор отвечает откуда. Из желудка. Именно желудок, то есть процессы переваривания пищи и выбросы неожиданной энергии в организм политика, в том числе и в мозг, и решают судьбы мира.
Щебневу от прежнего владельца его кабинета досталось тайное собрание разнообразных и вроде бы никак не связанных по содержанию файлов. В файлах этих прослеживается, например, история Хаммера, обладателя колдовского обаяния, с помощью которого он заворожил в свое время и Ленина, и Сталина, отдавших ему страну на разграбление. А в соседних файлах – история возвышения и падения Гитлера, которую некоторые связывают с мистической связью фюрера с Шамбалой, и Шамбала, точнее, Тибет там тоже присутствовал, только в более специфическом ракурсе, и т. д. и т. д.
И пока Яна с капитаном Лаптевым выпутываются из все более сложных и опасных ситуаций, в которые попадают, Щебнев ведет поиск интеллектуальный. Он пытается сложить все эти как бы нескладывающиеся файлы в единую картинку, и, надо отдать ему должное, к цели он приходит раньше наших положительных героев. Щебнев первый понимает, что значит обладание книгой Парацельса для судеб его страны, ну и, естественно, для его собственной судьбы, которые в один прекрасный момент могут стать неотделимыми.
Так что автор еще может сам поспорить в цинизме (или трезвости?) с очерненным им героем. Но повторяю, что еще взять с эмигранта, да еще в его размышлениях о тайных, сокровенных механизмах мировой истории и снова входящей сегодня в моду кремлелогии?
5. О критике вчерашней и «сегодняшней»
По следам одной дискуссии
Наверно, самый непродуктивный способ мышления – это спор: слишком много энергии уходит в пар и свисток.