Простой, как снег

– Мне кажется, что тех, кто выполняет такие задания, называют «смертниками», – сказала она. – То есть теми, кто добровольно, сознательно, умышленно идет на самоубийство. Это можно назвать и мученичеством, и жертвенностью, но это просто разные названия одного и того же. Человек заканчивает свою жизнь вместо того, чтобы позволить ей идти естественным ходом.

– Но это и был ее естественный ход, – заметил я. – Это и была причина его рождения.

Я замолчал. Анна смотрела на меня, ее голубые глаза счастливо сияли в теплом свете. Тогда мы сидели в подвале. Она подбадривала меня и получала удовольствие от того, что я говорил.

– Именно поэтому и не стоит никогда ни с кем обсуждать религию, – сказал я. – В конце концов, можно начать спорить о мелочах, вдаваться в слишком мелкие подробности или уйти в такие дебри, что станешь спорить по вопросам, которые никогда невозможно решить – вроде того, где находятся ангелы. Странно, что все так сложно, с таким количеством лазеек и противоречий. Зачем так сделано?

– Все не очень попятно, не правда ли? Библия полна противоречий, неясностей, двусмысленностей, неопределенностей и тайн. Именно поэтому она мне нравится. Вероятно, поэтому она все еще существует, и ее все еще читают. Люди хотят попытаться понять, разобраться. Каждый может ее истолковать так, как считает нужным и подходящим. Если бы все было абсолютно ясно, если бы все всегда имело смысл, то никому не было бы до нее дела. Так было бы скучнее.

Анна была готова перейти к следующей теме, но я считал, что мы и эту-то едва начали.

– Тогда скажи мне: если самоубийство не грех, то что это?

– А как ты его совершишь?

– Как я его совершу? Никак.

– Почему нет? Ты не считаешь, что мы живем в ужасном мире с ужасными событиями и ужасными людьми?

– Наверное. Но я на самом деле не знаю. Я практически не видел этот мир.

– Хотя ты о нем знаешь. Не юли и не уходи от ответа. Ты знаешь, что происходит в мире. Ты хочешь, чтобы ребенок пришел в этот мир?

– Нет. Точно нет.

– Ты сам – ребенок. Так что ты здесь делаешь?

– Если бы у меня был выбор, то, думаю, я предпочел бы не рождаться, но теперь, раз уж я здесь, то вполне могу посмотреть, как все обернется.

– Значит, ты не станешь искать легкий выход? Ты его не выберешь?

– Не в эту минуту. Нет. Я имею в виду, что это можно сделать в любое время, так почему бы не подождать?

– Значит, ты всегда будешь ждать.

– Может быть, – сказал я.

– Ты такой практичный, – заметила Анна. – Мне это в тебе нравится. На самом деле.

– Твоя очередь, – сказал я.

– Моя очередь?

– Да. Так что ты собираешься сделать?

– Я не знаю. Я честно не знаю. Иногда я думаю, что могла бы со всем этим покончить, но для этого нужна сила, или большая смелость, потому что ты не знаешь, что произойдет. Фрэнк О’Хара* говорил, что хотел бы иметь силу, чтобы совершить самоубийство, но если бы был настолько силен, то ему, вероятно, не требовалось бы себя убивать.

– И что с ним случилось?

– Он попал под машину – под такси на пляже острова Огненная Земля. Я раздумываю, если бы он знал, что в любом случае умрет молодым, изменило ли это хоть что-нибудь?

– Как, например?

– Если бы ты знал, что умрешь под колесами машины, стал бы ты кончать жизнь самоубийством, на твоих собственных условиях, – или стал бы ждать машину?

– Я не уверен, что это имеет значение.

– Я тоже не уверена, – сказала она. – Наверное, поэтому ты и не знаешь. Пока не заболеешь раком или какой-то другой неизлечимой болезнью, это тайна. Поэтому вполне можно остаться и посмотреть, как все получится, вместо того, чтобы прыгать на последнюю страницу и все портить.

Вот эту нашу беседу я и пытался анализировать. Эти слова я повторял у себя в сознании снова и снова, и старался снова и снова с ними разобраться. Как и во многом, что она говорила и что я помню, здесь сквозили надежды и виды на будущее. Анна редко высказывалась определенно. Ничто никогда не бывало черно-белым. У нее имелось свое мнение по всем вопросам. Она была упрямой и своевольной, и могла отстаивать две противоположные точки зрения на почти любую тему с одинаковой уверенностью. Или же эта уверенность казалась одинаковой.

– Убеди меня, – обычно говорила она. Я не мог убедить даже себя самого.

Она была тайной. Разве она хотела, чтобы это испортили?

***

Голова мистера Девона дернулась вперед, и он посмотрел на меня. Глаза у него были широко открыты.

– Как ты думаешь, она мне позвонит? – спросил он. -Кто?

– Та девушка, – ответил он, потер лицо ладонями пару раз, а потом огляделся. – Я имею в виду насчет фотографий.

– Я не знаю, – сказал я. – А вы сегодня фотографировали?

Он протянул руку к фотоаппарату, словно впервые его заметил.

– Нет, – сказал он. – Я часто беру его с собой и пытаюсь не забыть, что нужно сделать побольше снимков, но, похоже, я их почти никогда не делаю.

Он снял фотоаппарат через голову и протянул мне.

– Сними меня, – попросил он.

Я поднял фотоаппарат к глазам, а мистер Девон внезапно закричал: -Нет!

Я продолжал держать фотоаппарат, он неловко поднялся и выхватил его у меня. Его покачивало.

– Я сказал: нет.