— Нет, здесь только односторонняя связь, — ответил он. — Мой аппарат работает только на прием. Но у меня есть приятель, который способен и передавать сообщения. Мне же нравится слушать.
— А мы можем послушать вашего приятеля? Мистер Кайн проигнорировал меня и снова стал искать известные ему радиостанции. На каком-то этапе демонстрации работы радиоприемника Анна отошла от нас и села на кушетку. Мистер Кайн послушал приемник еще несколько минут, повернулся ко мне и сказал:
— Тебе следует подумать о приобретении такого радиоприемника.
— Может, и приобрету, — ответил я.
Не знаю, в самом ли деле я имел это в виду, когда говорил. Просто хотелось продемонстрировать вежливость. Мистер Кайн кивнул и направился к лестнице. Он оставил дверь на кухню открытой. Я присоединился к Анне на кушетке.
— Сколько времени он проводит здесь?
— Не столько, сколько ты подумал, — ответила она. — Он хотел, чтобы ты посчитал, будто он все время сидит здесь. Но на самом деле это место очень хорошо подходит для того, чтобы от него отделаться.
В последующие месяцы мы провели в подвале много времени. Анна обычно выключала свет, мы ложились на кушетку и слушали, как мир идет к нам по радиоволнам. Звуки одурманивали, от них иногда кружилась голова. В подвале стояла почти кромешная тьма, если не считать холодного света, падающего от шкал коротковолнового приемника, и красного свечения из небольшой топки. Мы обычно слушали сообщения, которые гипнотически, ритмично и монотонно вплывали в комнату. Я особенно запомнил одну передачу. Это был женский голос, который медленно, спокойно повторял:
— Seis, siete, tres, siete, сего…
Анна приблизилась ко мне в темноте. Я чувствовал, как она пытается меня найти, но не хотел ей помогать. Я ждал, когда она сама найдет меня. Она провела рукой у меня по груди, а затем медленно повела ее верх, к моей шее и подбородку. Девушка прижалась ко мне и держала мой подбородок в руке, пока ее губы не нашли мои. Женщина все еще повторяла по радио «seis, siete, tres, siete, сего» снова и снова.
— Разве тебе не хочется узнать, что это значит, или откуда идут эти сигналы и почему мы их слышим? — спросил я.
— Почти также интересно не знать, — ответила Анна. — Если бы ты представлял, что все это означает, это могло бы оказаться не таким интересным и не таким завораживающим. Именно то, чего не знаешь, и завораживает. Часто весь интерес заключается в таинственности, а не в чем-то еще.
Мы еще немного послушали, а затем Анна прошептала мне в ухо:
— Давай придумаем шифр.
Молочный коктейль
Если мы не сидели в подвале, то проводили время в комнате Анны. Мы почти никогда не ходили ко мне. Там всегда была моя мать, которой постоянно требовалась помощь с решением какой-то незначительной проблемы, или же она просто маячила рядом.
Это случилось через несколько дней после Хэллоуина. Я сидел на полу и смотрел на картинки на каких-то альбомах.
— Чем ты хочешь заниматься после того, как отсюда уедешь? — внезапно спросила Анна.
— Я не знаю, — ответил я. — Я пока об этом не думал. А ты?
— Я хочу писать некрологи, — сказала она и быстро продолжала:
— Не по тем причинам, о которых ты вероятно подумал.
— Я думаю, что это напоминает таксидермию, — сказал я.
— Некрологи — не трофеи, а отдание должного, — заявила Анна. — Нужно в нескольких параграфах представить самые важные моменты жизни человека.
У нее имелась пара тетрадей, в которых она собирала некрологи, а еще пять были заполнены некрологами, которые она написала сама.
— Я написала их почти на всех в школе, — сообщила Анна. — На всех учеников, учителей, администрацию, сторожей, дворников, работников столовой. У меня здесь некрологи на большинство членов школьного совета и ассоциации учителей и родителей. На самом деле, у меня тут в некоторых случаях собраны семьи в полном составе.
— А на меня есть некролог?
— Конечно, — ответила она таким тоном, что я понял: лучше эту тему не развивать.
— Позволь мне прочитать хотя бы один, — попросил я. Она открыла тетрадь на странице, заполненной мелким неразборчивым почерком.
«Мистер Дункан Кармайкл собирал экзотических животных, включая тапиров, тарантулов, сумчатого дьявола, и особенно гордился своими четырьмя варанами, — прочитал я. — Мистера Кармайкла нашли в подвале его дома, наполовину съеденного огромными ящерицами… Несколько доставленных с Мадагаскара шипящих тараканов, предназначавшихся в пищу ящерицам, не пострадали».
Конечно, мистер Кармайкл продолжал жить и преподавал биологию в первом классе средней школы.
— А у мистера Кармайкла есть вообще-то какая-нибудь живность? — спросил я.
— Ты хочешь прямо сейчас наведаться к нему домой? — спросила Анна.
— Может, это и потребуется, — ответил я. — А если мистер Кармайкл умрет как-то по-другому? Тогда что? А еще хуже, если он умрет, как у тебя сказано? Что если все, на кого ты составила некрологи, умрут точно так, как в твоих тетрадях?
— Значит, окажется, что я всем помогла сберечь время, — заявила она. — Возможно, ты не уловил смысл.
— Тогда покажи мне еще один некролог. Покажи мне некролог на смерть моей матери.