Простой, как снег

Каины собирались в первый раз, что было в некотором роде сенсацией, поскольку они жили в городе всего несколько месяцев. Они стали весьма активны и популярны в городе, и являлись полной противоположностью моим родителям. Это означало, что наши родители будут в одном месте на протяжении нескольких часов.

— Мои родители твоим не понравятся, — сказал я. — Мои родители не ладят вообще ни с кем.

— То есть ты имеешь в виду, что твои родители возненавидят моих?

— Вероятно, — ответил я. — Но только потому, что мои — идиоты. Мне хотелось бы, чтобы они не пошли на эту вечеринку.

Я радовался, что они ушли. Это означало, что и ее, и мои родители будут заняты целый вечер. Мои, вероятно, уйдут от Тулов сразу же после полуночи, но даже и так у нас с Анной оставалось целых шесть часов.

Мне открыла дверь совсем другая девушка, такой Анну я не видел никогда. Я представлял ее такой до переезда в наш город, до того, как она стала одеваться, как готичка. В тот вечер она не использовала косметику вообще, а без черного карандаша, которым она обводила глаза, и помады, ее черты лица оказались мягкими и словно припорошенными сахарной пудрой. Она только что Вымыла голову, и никак не уложила волосы, что делала обычно. Поэтому ее волосы выглядели очень мягкими. Я подумал, что Анна выглядит, как кинозвезда, причем снятая специальной камерой, которая смягчает черты лица. Похоже, мы теперь еще меньше, чем всегда, подходили друг другу.

Она надела темно-зеленое платье, но не такое, в котором можно пойти на официальное мероприятие. Оно было более фривольным, чём выбранная мною одежда: коричневые вельветовые штаны, синяя рубашка с пуговицами по всей длине спереди (с расстегнутым воротником) и черный свитер. Мои ботинки и даже брюки оказались покрыты снегом — я ведь шел к Анне пешком. Платье Анны вначале показалось мне черным — может, потому что раньше я видел ее только в черных платьях и вообще только в черном. И лишь когда она вошла в освещенную комнату, я понял, что она оделась не в свой обычный цвет. Это было простое, облегающее фигуру, платье с короткими рукавами и черной лентой на талии. Обувь отсутствовала. Может, у Анны и не было ничего, кроме черной обуви, которую она носила обычно, а, может, ей хотелось показать, что лак на ногтях идеально подходит к платью.

— Я и не знал, что сегодня вечером нужно быть в парадном костюме, — сказал я.

— Ты выглядишь прекрасно, — ответила Анна. — Я просто подумала, что будет неплохо надеть немного зеленого в середине зимы. Кроме того, я хотела, чтобы ты увидел это первым. Я думаю о новом имидже на новый год. Не только платье, а и всем остальном.

— Не нужно меняться ради меня.

— Ты не думаешь, что это облегчит ситуацию?

— Для меня — нет, и, определенно, не для тебя. Просто будь сама собой. Разве ты сама не дала бы тот же совет?

— А откуда ты знаешь, что это не я — такая, как есть? Я промолчал.

— Откуда ты знаешь, что во мне не живет несколько личностей?

— Во многих людях уживается по нескольку личностей, — заявил я.

Она не пыталась ругаться со мной или спорить, но я подумал, что, если так пойдет и дальше, мы вскоре перейдем к этому.

— Ну, в любом случае, один вечер попробуем так. Тебе ведь понравилось, правда?

— Я думаю, что ты в любом наряде выглядишь великолепно, — определено это было глупым ответом, но это на самом деле было так.

* * *

Анна налила пару высоких стаканов водки, добавив немного клюквенного сока, чтобы немного подкрасить водку, и повела меня в спальню родителей.

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказала она.

Мы подошли к большому эркеру, с встроенной скамейкой. Анна сняла со скамейки подушку. Так открывалось зеркало, составлявшее сиденье. Оно оказалось той же формы и размера, что и зеркало над ним, на потолке.

— Посмотрись в него, — предложила Анна.

Я склонился над зеркалом в сиденье, и мое отражение мгновенно умножилось, и продолжало умножаться, только я становился все меньше и меньше.

— Правда, здорово? — спросила Анна.

Это гипнотизировало. Количество отражений зависело от того, под каким углом приблизиться к зеркалу. Двигаясь взад и вперед, можно было растянуть отражение по плоской поверхности, а можно было отправить его в глубокий, бездонный каньон. Это было самое завораживающее зрелище: смотреть почти прямо вниз, мимо более крупных отражений у поверхности. В какой-то точке возникало ощущение, будто стоишь где-то на вершине и глядишь на себя самого в пропасти, а ты сам из пропасти еще и смотришь вверх.

— Создается впечатление, будто у зеркала отвалился низ, — сказал я. — Это напоминает кристально чистый океан, в котором видно дно.

— Только ты никогда не доберешься до дна. Вот такой он глубокий. Мне тоже нравится смотреть под этим углом.

Анна повернулась, чтобы смотреться в зеркало на потолке.

— От этого кружится голова, — сказал я. — Поэтому вы и закрываете зеркало подушкой?