Женщина начала было разворачиваться, открыв рот, чтобы заявить очередной протест, как вдруг взгляд ее упал на пол, где, прямо у ее ног, лежал труп кассира.
– Боже, – вымолвила она.
Я рассчитывал проделать то, что задумал, как можно быстрее и аккуратнее, покончив с ней одним тяжелым ударом, но звук ее голоса остановил меня. Я с ужасом осознал, почему ее голос показался мне таким знакомым. Это был голос Сары – тот же тембр, разве что слегка измененный возрастом; та же твердость, самоуверенность и решимость. Я вдруг подумал: «Так будет звучать голос Сары, когда она состарится».
Женщина воспользовалась моим замешательством и гневно обрушилась на меня. В лице ее смешались страх, отвращение и смятение, что повергло меня в еще большую растерянность.
– Я не… – начала она, но вдруг замолчала, покачав головой. В комнате было темно; свет проникал лишь в дверной проем, где как раз стоял я. Моя тень падала на женщину. Я держал мачете перед собой, словно обороняясь от нее.
– Что все это значит? – спросила она. Голос ее чуть дрогнул, но все равно был на удивление твердым и спокойным. Я видел, как она осторожно переступила одной ногой через тело кассира, чтобы развернуться и смотреть мне прямо в лицо. Подол ее шубы лег на бездыханное тело.
Я понимал, что должен убить ее, что, чем дольше я здесь остаюсь, тем большей опасности подвергаю себя, но выработанная с годами привычка следовать правилам хорошего тона и отвечать на заданный вопрос оказалась сильнее. Машинально, не задумываясь, я сказал:
– Я убил его.
Она посмотрела на лицо кассира, потом опять на меня.
– Этим? – спросила она, жестом указав на мачете. Я кивнул.
– Да. Этим.
Секунд десять или даже пятнадцать мы стояли, уставившись друг на друга. Мне показалось, что прошла вечность. Мы оба ждали, кто же сделает первый шаг.
Я крепче, сжал мачете. Мозг мой отдавал команды руке: бить точно, прямо, наверняка. «Ударь же ее», – подсказывал он. Но рука словно онемела.
– Что вы за человек? – спросила наконец женщина. Вопрос ее застал меня врасплох. Я задумался. Мне казалось важным ответить искренне.
– Вполне нормальный человек, – сказал я. – Такой же, как все.
– Нормальный? Только чудовище способно на…
– У меня есть работа. Жена, маленькая дочь.
Она отвела взгляд, когда я произносил это, словно ей было противно меня слушать. Она заметила, что ее шуба касается тела кассира, и попыталась сдвинуть подол, но шуба была слишком длинной. Женщина вновь подняла на меня взгляд.
– Но как вы могли это сделать?
– Я был вынужден.
– Вынужден? – переспросила она таким тоном, словно находила это объяснение абсурдным. И с отвращением посмотрела на мачете. – Вынужден убить его этой штукой?
– Я украл деньги.
– Совсем необязательно было убивать из-за этого. Вы могли бы…
Я покачал головой.
– Я украл не у него. Я нашел их в самолете.
– В самолете?
Я кивнул.
– Да. Четыре миллиона долларов.
Теперь уже растерялась она.
– Четыре миллиона долларов?
– Это был выкуп. За похищенного ребенка.
Она нахмурилась, решив, видимо, что я лгу.
– А при чем здесь он? – сердито спросила она, кивнув на кассира. – Или я?
Я попытался объяснить.
– Мы с братом убили человека, который мог догадаться о том, что мы нашли деньги. Потом мой брат убил своего друга, чтобы спасти меня, а я убил подружку того парня и хозяина их дома, чтобы спасти брата, но потом у него сдали нервы, и мне пришлось убить и его, чтобы спастись самому, а потом похититель ребенка…
Она молча смотрела на меня, и страх, отразившийся на ее лице, заставил меня остановиться, осознать, насколько бредовым кажется мой рассказ. Это был рассказ безумца, психопата.
– Я не сумасшедший, – произнес я, пытаясь казаться спокойным, уравновешенным. – Все это вполне логично. Каждое преступление неизменно влекло за собой другое.
Последовала долгая пауза. В конце концов ее нарушил рев очередного самолета, который эхом отозвался в стенах магазина.
– Я пытался заставить вас уйти, – проговорил я, – но вы продолжали стучать в дверь. Вы не хотели меня слушать.
Женщина щелкнула замочком сумочки. Поднесла руку к серьгам, сняла их и бросила в нее.
– Вот, – сказала она, протягивая сумку мне.
Я недоуменно уставился на нее. Мне было непонятно, что она от меня хочет.
– Возьмите, – добавила она.
Я протянул левую руку и взял сумку.
– Я убивал не из-за денег, – объяснил я. – Я лишь спасался от тюрьмы.
Она промолчала, явно не понимая, о чем я говорю.
– Это как в старинных преданиях о тех, кто продает свою душу дьяволу. Я совершил один грех, и он привел меня к еще более тяжкому, и еще, и еще, и еще, пока, наконец, я не оказался здесь. Это уже предел. – Я махнул мачете в сторону трупа. – Самое худшее. Страшнее уже не придумаешь.
– Да, – ухватилась она за эту последнюю фразу, словно надеялась, что она спасет ей жизнь. – Страшнее уже не придумаешь.
Женщина начала протягивать мне руку, и я инстинктивно попятился.
– Мы на этом остановимся, – сказала она. – Правда ведь?
Она пыталась встретиться со мной взглядом, но я отвернулся и уставился на кассира. Широко открытыми глазами он смотрел в потолок.