Простой план

Я не сразу догадался, что она плачет. Поначалу я лишь уловил скрытую напряженность, некоторую официальность; возникло ощущение, будто Сара злится на меня. Она стояла возле раковины и мыла посуду. Я вошел на кухню, все еще в костюме и при галстуке, и, присев к столу, дабы создать ей компанию, поинтересовался, как прошел у нее день; Сара отвечала односложно, с трудом выдавливая из себя какие-то звуки. На меня она не смотрела; казалось, ее внимание полностью приковано к собственным рукам, орудующим в мыльной пене.

— С тобой все в порядке? — не выдержав, спросил я.

Сара кивнула, но даже не обернулась ко мне. Плечи ее поникли, она как будто сгорбилась. В раковине зазвенели тарелки.

— Сара?

Она не откликнулась. Я встал и, приблизившись к ней, легонько коснулся ее плеча — она оцепенела словно в испуге.

— В чем дело? — Заглянув ей в лицо, я увидел, что по щекам ее медленно катятся слезы.

Сара не была слезлива; я мог бы по пальцам пересчитать, сколько раз видел ее плачущей. Это случалось лишь в самые трагические минуты, так что моей первой реакцией на ее слезы была паника. Я тут же подумал о ребенке.

— Где Аманда? — выпалил я.

Сара продолжала возиться с посудой. Отвернувшись, она тихонько всхлипнула.

— Наверху.

— С ней все в порядке?

Сара кивнула.

— Она спит.

Я протянул руку к крану и выключил воду. На кухне сразу воцарилась гнетущая тишина — от этого на душе стало еще тревожнее.

— Что происходит? — спросил я. И скользнул рукой по ее спине, заключая в объятия. Сара на какое-то мгновение замерла, руки ее безжизненно свесились в воду — казалось, будто они сломаны в запястьях. Внезапно она подалась назад, и долго сдерживаемые рыдания наконец прорвались наружу. Я притянул ее к себе и крепко обнял.

Она немного поплакала, уткнувшись в меня и обхватив за шею мокрыми руками; я чувствовал, как стекает мне на спину мыльная вода.

— Все хорошо, — прошептал я. — Все хорошо.

Когда она успокоилась, я подвел ее к столу.

— Я больше не могу работать в библиотеке, — сказала она присаживаясь.

— Тебя уволили? — По правде говоря, я не мог себе представить, чтобы такое было возможно.

Она покачала головой.

— Меня попросили не приносить больше Аманду. Посетители жалуются на шум. — Она утерла щеку рукой. — Сказали, что мне можно будет вернуться, когда девочка подрастет и перестанет плакать.

Я наклонился и взял ее за руку.

— Тебе вовсе не обязательно сейчас работать.

— Я знаю. Просто…

— У нас и без того теперь достаточно денег. — Я улыбнулся.

— Я знаю, — повторила она.

— По-моему, не стоит расстраиваться из-за такой ерунды.

— О, Хэнк. Я совсем не из-за этого.

Я удивленно посмотрел на нее.

— Тогда из-за чего же?

Сара опять вытерла слезы. Потом закрыла глаза.

— Это сложно объяснить. Просто все как-то сразу навалилось.

— Ты имеешь в виду то, что мы совершили?

Голос мой, должно быть, прозвучал как-то странно — взволнованно, а может, и испуганно, — потому что она тут же открыла глаза. И в упор посмотрела на меня. Потом покачала головой.

— Все это ерунда, — проговорила она. — Я просто устала.

В уик-энд началась оттепель.

В субботу температура воздуха перешагнула нулевую отметку, и весь мир, казалось, начал таять и плавиться. По небу плыли огромные белоснежные облака, влажный южный ветер нежно подталкивал их к северу. В воздухе витал обманчивый запах весны.

В воскресенье стало еще теплее; столбик термометра неумолимо поднимался вверх, оживляя таяние снега. Ближе к полудню в снегу начали появляться проталины, в которых чернела земля. Вечером, выйдя во двор, чтобы отвязать собаку и загнать ее в гараж, я увидел, что она сидит в луже грязи глубиной в дюйм. Земля скидывала снежный покров.

В ту ночь я никак не мог заснуть. Вода шумно капала с карнизов, и этот монотонный звук, похожий на тиканье часов, не смолкал ни на миг. Дом стонал и поскрипывал. Чувствовалось какое-то движение в воздухе — природа освобождалась, стряхивала с себя все лишнее.

Я лежал в постели и пытался расслабиться, заставляя себя дышать глубоко и медленно, но, стоило мне закрыть глаза, и я тут же видел перед собой самолет — распластанный на брюхе, высвободившийся из-под снега, сверкающий своим металлическим панцирем в лучах солнца, словно маяк в ночи, притягивающий к себе людские взоры. Я чувствовал его нетерпение, страстное желание быть поскорее обнаруженным.

В среду со мной произошел странный случай. Я сидел за рабочим столом, выверяя бухгалтерский отчет, когда вдруг явственно расслышал доносившийся из коридора голос Джекоба.

Конечно же, голос не мог принадлежать ему, но его тембр был настолько знаком, что я не смог побороть искушение встать из-за стола, подойти к двери и выглянуть наружу.

В коридоре стоял какой-то толстяк; я видел его впервые. Он не был нашим клиентом. Скорее всего, этот человек просто проезжал мимо и заглянул, чтобы узнать дорогу.

Старый, лысоватый, с густыми отвислыми усами, он был ничуть не похож на Джекоба. Его манера разговора, жесты тоже были чужими, и постепенно иллюзия того, что он говорит голосом моего брата, исчезала. Речь его уже казалась мне гортанной, интонации резковатыми.