Я в ужасе вскочил на ноги, а пес съежился от страха, забившись в грязь. Меня еще ни разу не кусала собака, и я не знал, как на это реагировать. Моей первой мыслью было избить Мэри-Бет и оставить его на всю ночь во дворе, но потом я все-таки передумал. Я понял, что на самом деле не сержусь на него, просто мне хотелось изобразить злость.
Я осторожно ощупал запястье. Солнце село, и во дворе было темно, так что разглядеть все равно ничего бы не удалось, но мне показалось, что кожу пес не прокусил. Он лишь тяпнул меня, а вовсе не стремился растерзать.
Мэри-Бет лежал в грязи и лизал лапы. Я понимал, что с ним нужно что-то делать. Пес был слаб, жалок; он, как зверь в зоопарке, сидел целыми днями на привязи, а по ночам — взаперти.
В прихожей зажегся свет, и из-за двери выглянула Сара.
— Хэнк? — позвала она.
Я обернулся, все еще прикрывая запястье другой рукой.
— Что ты там делаешь? — спросила она.
— Меня укусила собака.
— Что? — Сара не расслышала.
— Ничего. — Нагнувшись, я осторожно взялся за ошейник. Мэри-Бет не сопротивлялся.
— Увожу пса в гараж, — крикнул я Саре.
В четверг, поздно ночью, я открыл глаза и сел в постели — меня буквально трясло от какого-то неосознанного волнения, граничащего с паникой. Во сне мой больной мозг родил очередной план, и я поспешил посвятить в него Сару.
— Сара, — шепнул я, коснувшись ее плеча.
Она откатилась подальше от моей руки и что-то невнятно пробормотала.
Я зажег свет и повернул ее лицом к себе.
— Сара, — снова прошептал я, уставившись на нее в ожидании, когда она откроет глаза. Увидев, что она наконец проснулась, я сказал: — Я знаю, как избавиться от самолета.
— Что? — Сара бросила взгляд на колыбельку Аманды, потом, щурясь от света лампы, полусонная, обернулась ко мне.
— Я возьму напрокат автоген. Мы отправимся в лес и распилим самолет на маленькие кусочки.
— Автоген?
— Останки самолета мы закопаем в лесу.
Она уставилась на меня, пытаясь вникнуть в смысл моих слов.
— Самолет — это последняя оставшаяся улика, — продолжал я. — Нам бы только от него избавиться, и тогда уж можно будет ни о чем больше не беспокоиться.
Сара села в кровати. Откинула с лица упавшие пряди волос.
— Ты хочешь разрезать самолет?
— Это необходимо сделать до того, как его обнаружат. — Я сделал паузу, обдумывая сценарий дальнейших действий. — Можем сделать это завтра. Я возьму выходной. Найдем контору, где можно взять напрокат…
— Хэнк, — перебила она меня.
Что-то в ее голосе заставило меня замолчать и взглянуть на нее. Лицо ее выражало неподдельный страх. Руки она крепко прижимала к груди.
— В чем дело? — спросил я.
— Прислушайся к самому себе. К тому, что ты несешь.
Озадаченный, я тупо смотрел на нее.
— Ты, похоже, сошел с ума. Мы не можем идти с автогеном в лес и резать самолет. Это же бред какой-то.
Лишь только услышав это, я понял, что Сара, как всегда, права. Идея моя выглядела абсурдной и скорее напоминала сонное бормотание.
— Мы должны успокоиться, взять себя в руки, — сказала Сара. — Нельзя становиться заложниками ситуации.
— Я лишь хотел…
— Нужно положить этому конец. Что сделано — то сделано. Жизнь продолжается.
Я попытался взять ее за руку, надеясь этим жестом продемонстрировать, что со мной все в порядке, но она отстранилась от меня.
— Если мы будем и дальше заниматься самобичеванием, — проговорила она, — кончится тем, что мы потеряем все.
Аманда вскрикнула, но тут же затихла. Мы оба посмотрели в ее сторону.
— Получится так, что мы в конце концов признаемся, — прошептала Сара.
Я покачал головой.
— Я не намерен признаваться.
— Мы так близки к финишу, Хэнк. Скоро кто-нибудь обязательно найдет самолет, поднимется большой переполох, но постепенно люди начнут забывать о случившемся. И тогда мы сможем уехать. Заберем деньги и скроемся.
Сара закрыла глаза, словно рисуя в своем воображении картину нашего отъезда. Вскоре она опять устремила взгляд на меня.
— Деньги ведь здесь, совсем рядом. — Она похлопала ладонью по матрацу. — Прямо под нами. Они будут нашими, если только мы сумеем их сохранить.
Я смотрел на нее. Свет от настольной лампы, падая ей на волосы, вырисовывал над ее головой золотистый нимб.
— Но разве тебе иногда не бывает горько? — спросил я.
— Горько?
— Да. От сознания того, что мы совершили?
— Конечно, — кивнула она. — Я ни на минуту не расстаюсь с этим ощущением.
Я вздохнул, испытав облегчение от ее признания.
— Но как бы то ни было, мы должны научиться жить с этим чувством. Воспринимать случившееся как любую другую невзгоду.
— Но разве это возможно? Ведь я убил своего брата.
— Это не твоя вина, Хэнк. У тебя не было выбора. Поверь мне. — Она коснулась моей руки. — Потому что это правда.
Я ничего не сказал, и она, слегка прижав мою руку к матрацу, придвинулась ближе.
— Ты понял?
Не отводя от меня взгляда, Сара сильнее сжала мою руку. Потом посмотрела на часы. Голова ее вынырнула из луча света, и нимб исчез. На часах было три семнадцать утра. Мысленно я все повторял слова Сары: «Это не твоя вина».
— Иди сюда. — Сара распахнула объятия. Я прильнул к ней, и она, обняв меня, медленно склонила мою голову к подушке.