Простолюдин

По-моему, Саркисян занимался не только связью. Однажды, находясь в необычайно благожелательном расположении духа (в лесу по этому случаю, наверное, все медведи сдохли), он пустил меня в мастерскую. Там я заметил некую остроносую сигару с короткими крыльями, лежащую на грубой подставке из бруса. На мой вопрос, что означает эта ракета, Ромео мгновенно осатанел, накричал на меня и выставил вон, после чего лесные косолапые, надо полагать, сразу воскресли. Не знаю, пострадал ли кто-нибудь из них, когда наш народный умелец вывез некую штуковину на испытания в тайгу и устроил там такой взрыв, что в колонии было слышно. Знаю только, что площадь тайги в одну секунду уменьшилась на несколько гектаров. Термобарический заряд, понятное дело.

В один чудесный майский день Мика отвез меня на какой-то лужок, где и высадил. Обменявшись несколькими словами с пилотом поджидавшего нас флаера, он улетел, а я разместился на пассажирском сиденье. Погрузив мой багаж, пилот тотчас поднял машину в небо. Он был предупредителен, но немногословен и не отличался изысканностью речи. «Дворянин», — сообразил я. Наверное, парень был не в курсе. Получил задание сеньора, выполнил, и взятки с него гладки. Само собой, я тоже помалкивал.

Мы долго летели курсом на запад. Знаменитые среднеазиатские пустыни выглядели неубедительно, скорее я бы назвал их саванной. Там и сям зеленели рощицы, змеились русла ручьев и речек, а вот голых песков я что-то не заметил. Мне пришлось признать: Рудольф не соврал насчет благоустройства планеты. Но страшно подумать, кому люди обязаны этакой благодатью!

Рудольфу тоже было страшно. Наверняка страшновато и теперь. У моих русских предков была поговорка: плетью обуха не перешибешь. Понятия не имею, что такое обух и чем он отличается от олуха, но, по-видимому, предки были правы. Рудольф и сам это понял, когда Инфос напугал его по-настоящему…

Саванна уперлась в море, затем под брюхом флаера проплыли горные вершины, блеснули ледники, и я догадался, что море было Каспийским. Довольно скоро внизу опять засинело море, теперь уже, надо полагать, Черное. Я мысленно продолжил маршрут. Неужели меня везли в Столицу?

Оказалось — нет. Впереди-справа в дымке обозначилась полоска земли, и флаер потянулся к ней, понемногу снижаясь. Не шибко высокие лесистые горы, пологие с севера и круто обрывающиеся к морю, долины, извилистые ленточки дорог, какой-то водоем, снова горы — и посадка.

Я огляделся. Поросший травой и кустарником склон, несколько каменистых тропинок, много цветов и никакого жилища в поле зрения… Волоча по воздуху длинный хвост, с шумом пролетела земная птица фазан. Пилот сказал, что должен завязать мне глаза, и прибавил, что надеется на мое благоразумие: всякая попытка снять повязку будет пресечена крайне плачевным для меня образом. Я решил не уточнять, каким.

Пилот вел меня под локоток. Мне показалось, что из всех тропинок мой поводырь выбрал наиболее каменистую и, несомненно, самую длинную. Хорошо еще, что пришлось спускаться, а не подниматься. Вскоре, судя по запахам и прохладе, тропинка запетляла по лесу, и тут к камням добавились выпирающие корни. Один раз я попросил разрешения почесать шею и сразу почувствовал, как напряглась ведущая меня рука. К повязке я благоразумно не притронулся.

Наверное, все эти детские предосторожности были частью какого-то тягомотного ритуала. Штукатуры копировали повадки своих предшественников-каменщиков. Потом вдруг стало гулко и очень прохладно. Повеяло сыростью: вероятно, мы попали в пещеру. Шаря по воздуху свободной рукой, я нащупал влажную шершавую стену, всю в бугристых натеках, и ужаснулся мысли, что мне велят ее отштукатурить. Ноги ступали по какому-то твердому покрытию, затем пошли ступени — вниз. На макушку мне упала холодная капля, вторая — за шиворот. Где-то поблизости журчал подземный ручей.

Становилось любопытно. Наш свихнувшийся географ — и тот разнес бы в пух и прах идею укрыться от Инфоса в какой-то пещере. Может, меня собираются протащить сквозь глинистый сифон?.. Так и он Инфосу не помеха. В пещерах можно укрываться лишь от внимания людей, да и то до поры до времени.

Наконец с моей головы сдернули повязку. Оказалось, что я стою на мокрой бетонной площадке посреди некой здоровенной полости, каковую в пещерах принято именовать залом. С высоченного потолка зала густо свисали такие матерые сталактиты, что любой из них, сорвавшись, проткнул бы насквозь слона, не то что человека. Свет давали коптящие факелы, продетые в кольца, вбитые в стены. Пилот тотчас ушел, а передо мной оказались три незнакомца.

Они были в черных масках и темных плащах до пят. Ну цирк, ей-ей!

Один из них, низенький, приблизился ко мне и некоторое время молчал. Я тоже. Может, таков был ритуал, а может, приземистый штукатур просто изучал мою физиономию. Но вот он заговорил хорошо поставленным голосом:

— Мы приветствуем тебя, гость Братства. Ничего не опасайся, ты под нашей защитой.

Под защитой я, как же! От ищеек графа Леонарда — может быть. Но этого как-то маловато. Мне что, изобразить благодарность?