Мы приземлились и обошли вокруг шара. Странный это был шар. Ровный, аккуратный. Цвет — неопределенный, пожалуй, ближе к бурому. Я ткнул в шар пальцем. Он не отреагировал. Очень мирный был шар, а зачем он — кто знает. Достигнув вершины, он не собирался катиться дальше.
— Лучше его не трогать, — предостерег Мика.
— Я уже тронул.
— И как?
— Не знаю, что это такое, — сказал я, вытирая палец о штаны. — Похоже на какую-то плоть… вроде мяса… да, пожалуй, мясо, но только какое-то странное. Или там не только мясо.
— Теплое?
— Холодное. Но не промерзшее. Рукавицы найдутся?
Мика пошарил в багажном отделении и в самом деле нашел две пары перчаток из пористого пластика.
— Хочешь отвезти в лабораторию? — догадливо спросил он.
— Ага.
— Риск, — осудил Мика. — Причем глупый риск. Вдруг эта штуковина начнет бесчинствовать во флаере.
Я не удостоил его ответом. Как будто то, чем мы занимаемся ежедневно, вполне безопасное времяпрепровождение!
Шар был тяжел — мне удалось лишь качнуть его, но не сдвинуть с места. Мика помедлил и, решительно натянув рукавицы, принялся помогать мне. Через минуту обоим стало ясно: нам не справиться и вдвоем.
— Придется взять грузовой флаер, — констатировал я. — И Ромео в помощь, чтоб его… Уши завянут. Еще Сэма, пожалуй.
— Сэм хлипкий.
— Тогда Игнасио, он жилистый. И все равно нужен Сэм. Мы технари, а он почти биолог.
— Именно что почти. Саркисян тоже кое-что смыслит. Хотя…
— Короче, берем всех троих?
Так мы и сделали. Шар поддался соединенным усилиям, был погружен во флаер и доставлен в колонию. В лаборатории имелся стерильный отсек, ни разу еще не использованный. На всякий случай все мы прошли экспресс-тесты на предмет заразы. Чисто.
— А вы все-таки… м-м… не расслабляйтесь, — посоветовал Сэм Говоров и выгнал нас вон, чтобы приступить к анализу.
Ждать пришлось часа два. Минуте примерно на восьмой Саркисян громко выругался, плюнул и ушел возиться со своей электроникой. За ним последовал мрачный Игнасио. Мика все порывался взять флаер и еще разок полетать над горами и лесами: вдруг удастся обнаружить еще один феномен природы? В конце концов к нам вышел Сэм.
— Олень, — сказал он. — Марал. Одна особь. Крупный самец. Кто-то слепил из него… м-м… шар и закатил на вершину.
Мы очень хорошо знали, кто.
— Точно марал?
Сэм обиделся.
— Если секвенирование тебя не убеждает, то я и подавно не стану. — Он посопел. — Интересно другое: предварительно животное как будто пропустили через мясорубку… м-м… правда, не бывает таких мясорубок. Кости, рога и копыта измельчены… м-м… прямо-таки в мельчайшую пыль и равномерно перемешаны с мясом, кровью, жиром и… м-м… всем прочим, что бывает в олене… Не знаю, как такое возможно м-м… технологически. Изотропный такой олень… А главное, почему он, не будучи замороженным, столько времени сохранял форму шара?
— Теперь, значит, уже нет? — спросил догадливый Мика.
— А иди посмотри. Скоро… м-м… вонять начнет. Ну вот что, дорогие мои следопыты-натуралисты: вы эту кашу заварили, вам и прибираться…
Прибраться мы, положим, заставили роботов. После того как Сэм взял и запер в холодильник образцы, расползшееся неаппетитное месиво было удалено из лаборатории и на всякий случай сожжено в яме на лесной опушке. Рыжий кот по извечной кошачьей привычке отираться там, где в котах нет никакой потребности, очень заинтересовался необычным кошачьим кормом, получил пинка и удалился обиженный. Отсек продезинфицировали.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил меня Мика, щурясь на красный закат.
Я хмыкнул:
— Хочешь узнать, о чем я думаю, — можем пообщаться через приборчик.
— Незачем, — сказал Мика, немного поразмыслив. — Он все равно догадается, что мы поняли. А поняли мы с тобой следующее: он не просто испытывает дефицит ресурсов. У него пошли сбои. Это симптом, и серьезный. Плохо дело.
В первую минуту я подумал о том же. Любой из нас, колонистов, как и вообще любой человек на планете, в любую минуту и без всякой причины может быть точно так же схвачен, скатан в шар и покатиться в гору. Впрочем, если и с горы, радости все равно никакой.
Но Мика имел в виду иное:
— Рано. Никто этого не предвидел. Слишком рано. Мы еще не готовы.
4
Готовы — не готовы… Да разве я не понимал, что мы никогда не будем полностью готовы? Разве бывает на свете абсолютная готовность? Нет ее нигде, исключая мозги самонадеянных тупиц. Если нам выпадет шанс, мы должны его использовать, вот и все. Второго шанса не будет. Мы должны действовать как игрок, ставящий на кон последний медяк и свою жизнь в придачу при ничтожных шансах на выигрыш. И вообще я что-то не мог припомнить ни одного удавшегося переворота или восстания, подготовленного загодя так, чтобы уже нечего было добавить к первоначальному плану. А я немало прочел о переворотах и революциях! Руководителям восставших всегда приходилось импровизировать. О неудавшихся восстаниях, бунтах и путчах лучше вообще не вспоминать.
Что делать прямо сейчас — вот вопрос.