Однако, вероятно, в данной ситуации, предварительно предполагая вторичный характер узкого гласного, видится возможным привлечь тот факт, что графическая система памятников древнетюркской письменности не знает различий между обозначением губных гласных среднего и верхнего подъёма. Учитывая предполагающийся губной узкий гласный в искомом корне при наличии общетюркского полуширокого, мы, тем не менее, не можем связать это с чувашским субстратом, т. к. в булгарском предполагалось бы *χoj(m)
[234], т. е. с инициальным глухим увулярным спирантом[235], а для кыпчакских языков Волго-уральского региона сужение губных гласных — это относительно поздний процесс[236], если только не предполагать здесь отражение древнего, имевшего спорадический характер фонетического явления[237]. Вместе с тем видится важным тот факт, что семитская графика (в данном случае речь идёт о среднееврейских, арабских и персидских текстах) тоже не может отразить различие губных гласных среднего и верхнего подъёма, ввиду чего в исходной основе можно было предполагать наличие полуширокого гласного: *qo: j. Однако в славянской форме иноязычному долгому — о- должен был соответствовать — u-[238], почему нельзя в этом случае напрямую связывать славянскую форму топонима с предполагаемой здесь тюркской.Остаётся также без объяснения наличие негубного узкого гласного в среднееврейской и славянской формах, если только не связывать первую с влиянием второй. Аналогично и среднегреческие формы, хотя и отражают написание приблизительного звучания, но, как отмечалось специалистами, две из них (Κίαβος, Κίοάβα
) могут демонстрировать знакомство источника сведений или переписчика со славянским языком[239]. Ср. также при этом написание топонима kāw у ал-Идриси, что, по мнению В. Минорского, может быть напрямую связано с известным славянским звучанием топонима Киев[240].Что касается второй части названия, то, если следовать в её интерпретации С. Г. Кляшторному, наиболее ранняя фонетическая форма зафиксирована, по-видимому, в енисейских памятниках древнетюркской письменности, где мы встречаем opa
[241], аналогичное уйгурской форме, считающейся, с точки зрения фонетики, наиболее ранней[242]. Однако значение ’поселение’ здесь является достаточно поздним.Ввиду этого видится возможным обратить внимание на тюркское слово eb / ev
’дом’, упоминающееся, тем не менее, в памятниках древнетюркской письменности в самом широком спектре значений — от конкретного объекта до широкого обозначения территории и абстрактного «домой»[243]. Ср. чув. ав-ла-н- ’жениться’[244], что позволяет предполагать наличие в раннечувашский период (до IX в.) и далее, в булгарском языке, формы *äb, поскольку изменение — ä- > — а- произошло только в новочувашский период (с XV в.)[245], а появление — v- следует связывать с кыпчакским влиянием. В данном случае представленный в славянской форме — е- может адекватно отражать, по-видимому, тюркский более открытый — ä-[246], а тот факт, что финальный — b- в древнетюркский период представлял собой аллофон — v-[247], вполне коррелируется с письменной среднееврейской формой, поскольку в среднееврейском языке этот звук также представлен спирантизированным аллофоном: — b-[248]. Это позволяет объяснить, кроме того, наличие в славянской форме также знака — ъ- (ер), обозначавшего редуцированный задний гласный. Он иногда передавался при греческой передаче славянских слов в ауслауте негубным широким задним[249].Варианты арабской транскрипции, содержащие конечный гласный, тем не менее, не отражают закономерностей. Вероятно, она действительно зависима от среднегреческой Κίοάβα
[250], что может объяснить и написание форм с инициальным кяфом, и характер корневого гласного, и наличие финального гласного. Таким образом, приходится признать славянскую (древнерусскую) форму наиболее ранней, и среднееврейская в этом случае выступает как наиболее приближенная к ней. Если придерживаться гипотезы о тюркском происхождении топонима, то наиболее уверенно, с филологической точки зрения, должна выглядеть лишь исходная форма *qïja (< *qaja) äb / äv, хотя и её обоснование не может считаться надёжным.Глава 6. Норманны-крестоносцы глазами арабоязычных авторов XI–XIII вв.
(В. В. Прудников)
Арабоязычные авторы были осведомлены о набегах викингов, которых в Испании и Магрибе знали под именем «ал-маджус» и «ал-урдуманийа»[251]
, а на востоке мусульманского мира наряду с «ал-маджус» использовали термин «ар-рус»[252].