Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан

Массовость первых выступлений в Москве произвела ошеломляющее впечатление на всех – на самих участников и организаторов митингов, на власть, на россиян в других городах, на общественность за рубежом, включая российскую эмиграцию.

Главное впечатление от выступлений в Москве – ощущение, что эти выступления суть столь значительное явление, что должны непременно привести к значительным же переменам. Появлялись даже такие определения, как «белая революция», что ставило московские митинги в один ряд с потрясениями в разных странах, которые снесли или пошатнули авторитарные режимы, державшиеся порой по много лет.

Демонстрации и акции, подобные протестным митингам в столице, прошли и во многих других городах России. Везде они были гораздо менее массовыми, но они показали, что события в Москве вызваны не локальными причинами: повод для протеста есть у всего российского общества, в том числе и у тех его частей, которые не присоединяются к уличным акциям.

Первые массовые выступления в Москве и первые реакции властей на них повсеместно породили ожидания перемен, и прежде всего перемен демократической направленности. Ожидания не оправдались, и по стране распространилась волна разочарования. Во многих случаях она приняла форму очередной претензии к Москве, усугубила широко распространенный по России синдром антимосковских настроений и установок.

Но московские акции протеста, повторим, были реакцией возмущения против процессов и действий, происходивших и производившихся по всей стране, а не только и не столько в Москве. Объектом критики была в первую очередь госбюрократия в целом и центральная власть как ее глава и символ. На митингах были представлены и локальные московские темы, и питерские, и из иных городов, но главное острие протеста было направлено на центральные инстанции, на их действия, на их ответственность. Топография московского протестного движения тоже ясно демонстрировала не локально городской, а всероссийский масштаб и умысел: место пребывания московских городских властей – здание мэрии на Тверской – не представляло интереса для протестантов, оно ни разу не оказывалось в фокусе протестных действий.

Тем временем федеральная власть стремилась выставить перед собой как щит власть московскую. Силы московского коммунального хозяйства были привлечены для полицейских по сути и политических по смыслу операций. Уборочная техника перекрывала улицы, чтобы ограничить движение шествий. Коммунальным службам Москвы было дано указание начать ремонт на площадях и бульварах или хотя бы выставить строительные заграждения, дабы лишить протестантов возможности использовать эти пространства для собраний.

На московские городские власти была возложена миссия переговоров с организаторами митингов, им были делегированы полномочия разрешать или не разрешать мероприятия, определять их пространственные и временные границы. Эти переговоры заслуживают нашего особого внимания. Согласно Конституции, инициаторам массовых мероприятий достаточно уведомить городские власти о месте и времени их проведения. Эта неудобная для властей норма никогда не соблюдалась. Де-факто существовал и существует разрешительный (точнее, запретительный) режим. Казалось бы, именно городские власти присвоили, себе право разрешать или не разрешать общественные мероприятия. Но всем известно и понятно, что решение позволить или запретить («согласовать» или «не согласовать») то или иное мероприятие принимают не городские хозяйственные органы, а федеральные политические власти. Несмотря на это, формальные причины отказа всегда имеют технический вид. Чаще всего отказ объясняют возможными помехами движению транспорта.

Переговоры организаторов митингов протеста с представителями мэрии бывают очень напряженными и длительными. Ясно опять-таки, что безвестные чиновники, ведущие эти переговоры со стороны мэрии, не полномочны самостоятельно разрешить или не разрешить массовый митинг протеста. Они выполняют чужую волю, но обязаны скрыть этот факт и изъясняться на ложном языке технических аргументов. А ведь это, по сути дела, единственная форма переговоров властей с протестантами. Федеральная власть не может себе позволить опуститься до переговоров – она полагает, что это будет началом ее конца. Для контактов с гражданскими активистами отряжаются чиновники мэрии, которые не уполномочены обсуждать содержательный смысл протеста и требования протестующих.

Идет торг. Понятно, что это торг политический. Но мы хотели бы отметить, что в ходе этих переговоров, кроме того, на кон выставлен сам город. Различные политические силы делают заявления: «Это наш город», или «Москва – русский город», или «Мы придем сюда», об этом же говорят различные «оккупай»-акции. Москвичи вдруг обнаружили, что город принадлежит не им, и предъявили на него свои права.