Пространства протеста. Московские митинги и сообщество горожан

В связи со словом «граждане» возникает повод прокомментировать и распространенное мнение о том, что на улицы Москвы вышло гражданское общество. Резоны для такого определения находили, во-первых, в том, что именно гражданский (а не какой-либо иной) пафос протеста был очевиден, а во-вторых, в том, что, как и в случае со средним классом, гражданское общество – атрибут «нормального» общества, прихода которого многие ждали – и заждались. Здесь нам опять приходится сказать, что среди отечественных обществоведов нет согласия в вопросе, существует ли у нас гражданское общество. Оставляя в стороне эту дискуссию, скажем, что наиболее высокую степень сходства с тем, что называют гражданским обществом в западных социально-политических контекстах, у нас демонстрировали или отдельные организации типа «Союза комитетов солдатских матерей», или – в гораздо более широком масштабе – различные объединения людей в Интернете. Приходилось отмечать, что гражданское общество в оффлайне у нас существует или возникает по поводу какой-нибудь беды. Так появились комитеты солдатских матерей, объединения родителей, у которых дети больны раком или ДЦП, общества по поиску пропавших людей и пр. и пр. В массовом порядке гражданские объединения и организации возникли, чтобы тушить лесные пожары, чтобы помогать при ликвидации последствий наводнения.

Не раз выражались сожаления по поводу того, что эти ставшие массовыми движения все никак не найдут себе лидера. За этим стоит мысль, что опирающийся на них лидер окажется достаточно авторитетным, чтобы его услышали власти. По сути дела, эту же мысль выражал Путин, когда объяснял, что он бы поговорил с протестующими, да говорить там не с кем. Однако неверно думать, будто наше гражданское общество не дозрело до того, чтобы выдвинуть лидера. Наоборот: оно сегодня кажется более зрелым по сравнению с 1990-ми годами, когда 500 тысяч человек кричали: «Ельцин, Ельцин!»

На Чистых прудах участниками акции «Оккупай Абай» была вывешена декларация о том, что в их лагере нет руководителей. Вот методы нового движения. Значит, сегодня нужны не лидеры, а публичные и постоянные институты самоуправления, которые работают именно так, как работали временные институты самоуправления на митингах. В Интернете нет начальника Интернета, и замдиректора тоже нет – но Интернет работает как система. Протестные лагеря работали без начальника, но все было организовано – уборка мусора, обеспечение питанием и т. д. В этом смысле лагерь был городом, только без всякого Лужкова-Собянина, даже маленького. Это значит, что слово «самоуправление» не бессмысленно для россиян. Есть алгоритмы, есть приемы, люди их отработали. Понятно, что сообщество из нескольких сотен человек, которые разбили на бульваре маленький лагерь, – это игра, и от этого до управления настоящим городом – большая дистанция. Но ее можно пройти.

Автору довелось быть свидетелем такого опыта. В городе Междуреченске в Кузбассе в конце 1980-х прошла первая масштабная шахтерская забастовка в СССР. Начальство с перепугу удрало из города. И управление городом взял на себя стачечный комитет. Он занялся городским хозяйством, снабжением, был введен сухой закон – шахтеры сами наложили на себя такие ограничения. Город охраняли шахтерские патрули, в нем поддерживался порядок, не было никакой преступности. Самоуправление было организовано буквально в какие-то часы.

Гражданское общество в России возникает там и тогда, где и когда государственная власть по той или иной причине отсутствует. Гражданского общества, сосуществующего с властью, у нас практически не бывает. Только в каких-то самых ужасных и крайних случаях – когда собираются матери сыновей, пропавших в Чечне, или детей, умирающих от рака, – такие островочки гражданского общества, основанные на беде и отчаянии, могут сосуществовать с властью. Но опять-таки – они возникают потому, что власть чего-то не сделала. Интернет потому и является у нас по структуре и функции гражданским обществом, что там нет государства.

Возможные фальсификации на выборах 4 декабря 2011 года тоже были расценены как беда. Состоялась мобилизация волонтеров. Они объединились в организации типа «Гражданин наблюдатель», «Голос» и др. По основным признакам это были классические организации гражданского общества. Показательно, что в рядах волонтеров, тушивших пожары, наблюдавших за работой избиркомов и помогавших тем, кто пострадал от наводнения на Кубани, часто оказывались одни и те же люди. Они же были и в рядах демонстрантов.