Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

До сих пор считали, что всякие наши знания должны сообразоваться с предметами. При этом, однако, кончались неудачей все попытки через понятия что-то априорно установить относительно предметов, что расширяло бы наше знание о них. Поэтому следовало бы попытаться выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием, – а это лучше согласуется с требованием возможности априорного знания о них, которое должно установить нечто о предметах раньше, чем они нам даны. Здесь повторяется то же, что с первоначальной мыслью Коперника: когда оказалось, что гипотеза о вращении всех звезд вокруг наблюдателя недостаточно хорошо объясняет движения небесных тел, то он попытался установить, не достигнет ли он большего успеха, если предположить, что движется наблюдатель, а звезды находятся в состоянии покоя (Kant 1781: 295–296 / Кант 1994: 18).

Кант утверждает, что пространство является субъективным условием, которым интуитивно обладает индивид, требующимся для восприятия пространственных и временны́х наглядных представлений (representations/Anschauungen). Кант пытается примирить Лейбница и Ньютона, не устраняя идею реального объективного пространства: он утверждает, что без этой предустановки или чувственной интуиции опыт пространства и времени невозможен.

Релятивистская концепция пространства, которая ассоциируется с именем Эйнштейна и неевклидовыми разновидностями геометрии, впервые возникла в XIX веке. Ее разработали Гаусс и Эйлер, а затем математически формализовал Эйнштейн (Harvey 2006). Он указывал, что измерение зависит от системы отсчета наблюдателя, в связи с чем невозможно понимание пространства независимо от времени (Einstein 1922). Тем самым Эйнштейн переводил формулировки в плоскость пространственно-временных исследований. Его общая теория относительности обеспечивала возможность для новых комбинаций пространства и материи и предоставляла эмпирические свидетельства в пользу материалистического подхода к понятию пространства.

Концепции пространства, основанные на этих философских и математических предпосылках, используют многие представители социальных наук, однако есть и такие исследователи, которые утверждают, что пространству не следует отдавать добытый им приоритет. Вместо этого они исходят из другой философской традиции, в основе которой лежит категория места. Например, Тим Крессвелл утверждает, что философия места впервые возникает в трудах Платона и Аристотеля, «которые наделили место особенно могущественной позицией в реестре идей» (Cresswell 2015: 25). В греческом языке существует два слова, обозначающих место, – топос и хора. Первое обозначает место в абстрактном смысле картографии и схематизации, второе указывает на место в более экзистенциальном смысле (Berque 2010). Крессвелл (Cresswell 2015, см. также Casey 1998) считает, что Платон использует понятие хоры для обозначения вместилища с его содержимым, тогда как у Аристотеля оно означает более значительный сегмент пространства (например, в его хорологии10), а топос указывает на место меньшего масштаба.

Эдвард Кейси (Casey 1996, 1998) начинает свое исследование категории места с греческой философии, но в то же время в значительной степени опирается на работы феноменологов Эдмунда Гуссерля и Мориса Мерло-Понти. Он утверждает, что пространство является понятием, характерным для Нового времени, которому предшествовала домодерная идея места. Место является первичной и универсальной формой человеческого существования как такового, и Кейси «определяет свою программу как расширенную филологическую трактовку места, явно принимающую в расчет его данное в опыте (experiential) и наполненное агентностью основание» (Casey 1993: xv). Иными словами, Кейси отдает приоритет месту, включающему пространство, которое оказывается явлением частного порядка, проистекающим из места (Casey 1996). Из работ Кейси возникает определение места как некой глубинной категории, охватывающей весь жизненный опыт и смысл существования.