тут скажешь? Как при такой памяти о матери не маяться желудком? Это у него то самое, не
съеденное мясо икается, которым его почему-то всю жизнь должны были кормить родители.
Неверное решение
Борис и Светлана организовали вечеринку, посвящённую помолвке своих молодых приятелей.
Спор зашёл об одной красивой подруге Светланы.
– Не будем её приглашать, – решил Борис, – она совсем не соответствует сегодняшней
компании. Да они и незнакомы друг с другом.
– Ничего, познакомятся. Ольга просто украсит наш вечер, – возразила Светлана.
Взяв всё на себя, она сама позвонила подруге.
Результат приглашения был таков, что гостья просто разбила помолвку, завладев вниманием
жениха, а вскоре стала его любовницей и очень сильно привязала к себе. Но однажды, придя к
ней, он был едва не спущен с лестницы её новым любовником. И тогда тут же, на лестничной
площадке, Игорёк повесился.
И началось всё это с одного неверного решения.
Ошибка
Просыпаюсь в тесноте. Чувствую сочный, приятный запах свежего дерева. Тьма полная. Мои
руки сложены на груди. Чуть поднимаю их и вдруг обнаруживаю – я в гробу! Меня похоронили
живым… Жаркий ужас врывается в голову, в мозги. Ужасом рвёт всё тело! Как люди, мои близкие,
родные люди, которые так любят меня, не разобрались, что я живой! Как они могли!? Как они,
наверное, плакали на моих похоронах! Плакали, хороня живого! Они страдают и сейчас, когда я
здесь, хотя мог бы находиться среди них! Как могли они так ошибиться?! Как!? «О, какие же вы
дураки! – вопит всё моё существо. – Как я ненавижу вас, как проклинаю вас за вашу глупость!».
…Просыпаюсь в холодном поту. Лежу, остывая от жуткого сна. Почему-то больше всего я
потрясён не ощущением своей безысходности, а глупостью, неосмотрительностью близких.
Как страшна ошибка! Говорят: нет дружбы большой или маленькой, а есть просто дружба. Так и
с ошибкой. Нет ошибки большой или маленькой, а есть просто ошибка. И даже если мы
ошибаемся по мелочам, то всегда кто-то или что-то ещё способное существовать оказывается
обречённым.
Пока…
Я жил в Омске. Работал в многотиражной газете. Однажды после работы, когда было очень
тоскливо, накрутил случайное сочетание цифр на телефонном диске и познакомился с девушкой.
Её звали Наташа Охотникова. Мы проговорили с ней около часа. Просто рассказали друг другу о
себе. Ей было девятнадцать, мне двадцать три. Через две недели встретились. Всего на
пятнадцать минут. Наташа оказалась выше меня почти на целую голову. Мы не стали обсуждать
это и, оставшись только телефонными друзьями, могли спокойно говорить о чём угодно. Первым
всегда звонил я, она же ни разу не спросила номер моего телефона. Я чувствовал, когда и через
какое время нужно звонить. Всякий раз, прощаясь, я говорил ей «пока…», как бы откладывая
следующий звонок до нашего нового желания общаться, которое у нас почему-то обычно
совпадало.
А потом в моей жизни всё изменилось. Я уехал из Омска. А появился там только через десять
лет, уже как гость. Объехав и навестив всех родственников, я, листая странички старой записной
книжки, обнаружил и телефон девушки, которой звонил, когда мне хотелось с кем-нибудь
поговорить. Я позвонил, сказав то же, что и раньше:
– Привет, это я.
– Привет, – ответила она.
– Ты узнала меня?
– Конечно, – видимо, недоуменно улыбнувшись, ответила она и для доказательности добавила:
– Ты – Саша из многотиражки.
И голос её, и тон были такими обычными, словно в последний раз я звонил ей дня три назад. И
трубку она подняла так же, после второго гудка. От этой узнаваемости ситуации в голове будто
сдвинулись какие-то временные пласты: я никуда не уезжал и никакой моей новой жизни нет,
просто прошло три новых дня и я позвонил. Только она почему-то уже давно замужем, а её
ребенку пять лет… Она и об этом рассказала так же обыденно, как когда-то о событиях одного дня.
Конечно же, всё рассказал о себе и я. Она не спросила, почему я не звонил так долго. Она
понимала – жизнь есть жизнь. А звонить первым должен был я, независимо от прошедших дней,
недель или лет.
– Муж-то у тебя хоть хороший? – спросил я.
– Да так себе… – ответила она.
Это было, конечно, не очень весело, но я невольно улыбнулся. Возможно, такое она не говорит
и близким друзьям, которые всю жизнь где-то рядом с ней. Это можно сказать лишь такому
«телефонному» человеку, как я. Далёкому и совершенно независимому.
– Ну, что ж, всего тебе хорошего. Пока, – сказал я на прощание.
– Пока, – спокойно ответила она, прекрасно понимая, что с этим словом, я снова ухожу ни на
один год…
И я даже не понял, что она сделала вперёд – сказала «пока» или положила трубку…
А теперь прошло уже пятнадцать других лет. Но почему-то мне кажется, что если и сейчас,
приехав в Омск, я наберу старый номер, то мне снова ответят: «Привет», а прощаясь, скажут:
«Пока». И на сколько же лет будет потом это новое «пока»?
Спрашиваю себя: и зачем мне всё это надо? Зачем мне помнить об этом, думать о возможности
звонка? Зачем это нужно Наташе, которая могла бы просто никогда не знать меня? Не знаю. Если
это есть, значит это зачем-то нужно…
Что нам стоит дом построить…