фантазируя о том, как может человек превращаться в призрака, мы представляли этот переход как
незаметное для самих себя засыпание и теперь, уже шутя, стали время от времени окликать друг
друга, как бы не позволяя заснуть или «уйти в призрак».
– Эй, Носорог, – кричал Тигр, идущий посредине цепочки, – миражей ещё не видишь?
– Нет, – отвечал Носорог, идущий первым, – впереди всё также реально, и никакого вертолёта с
русским, американцем и англичанином я не вижу. Спроси лучше Атеиста, не превращаются ли его
пятки в призрачный туман? Может быть, наше превращение начнётся с него?
Атеистом теперь звали меня, замыкающего в этот день всю нашу вереницу.
– У меня всё нормально, – откликнулся я, – и пятки мои на месте.
И тут-то, едва сказав это, я вынужден был остановиться как вкопанный. Через тропу, по которой
только что прошли мои спутники, тянулась серебряная паутинка. Что, казалось бы, страшного в
обычной паутинке, но никогда ещё я не испытывал такого ужаса, как теперь, увидев её. Я стоял и
не мог шагнуть, я не сразу смог даже что-либо произнести или крикнуть. А мои товарищи, только
что прошедшие по тропе, с каждым шагом удалялись дальше и дальше.
– Стойте! – наконец, крикнул я.
Они в недоумении остановились и разом оглянулись. Тропа в этом месте закруглялась, и я
видел их всех. Меня поразило то, что Носорог, идущий первым, виделся мне словно в тумане. Для
меня стало очевидно, что с ними и впрямь что-то происходит.
– Сделайте шаг назад! – крикнул я.
Ответом мне был дружный хохот.
– Ну, и Атеист! – сказал Носорог, смеявшийся больше всех. – Ладно, пошли! Кажется, я уже
вижу что-то вроде крыш… Там что-то есть…
И это решило всё. Всем так хотелось достигнуть цели, что они тут же переключились на
сообщение Носорога.
– Не отставай, догоняй нас, – крикнул мне Тигр из середины цепочки.
Все повернулись спинами с высокими рюкзаками и двинулись дальше, уже не сомневаясь, что я
их догоню. Но я не знал, что делать. С одной стороны, мне не хотелось выглядеть смешным, но и
шагнуть за паутинку я тоже не мог. Я просто стоял и молча смотрел им вслед. Нет, они не
превратились на моих глазах в какие-то облака, они просто вполне реально скрылись за поворотом
тропы. Я продолжал слышать, как, удаляясь, они смеялись над чем-то, возможно, над моей
просьбой, воспринятой как шутка. Но для меня было уже всё понятно. Я поверил сразу во всю
реальность этой фантастичной ситуации. Эта невесомая паутинка заставила меня поверить в то,
что мир вокруг меня вовсе не такой, каким я привык его видеть. Я даже успел понять, что окликать
друзей уже не стоит. Даже если они услышат меня, даже если поверят мне, то всё равно уже не
вернутся.
Но могу ли я сам? Снова окатившись холодным потом, я сделал шаг назад. Обычный шаг. Я
сделал его без труда. Повернувшись, я для верности отступил ещё на три шага, сбросил с плеч
рюкзак и сел на него. Если всё это не правда, то уже в ближайшие минуты друзья, обнаружив, что я
не иду следом, отправят кого-нибудь проверить, в чём дело. Мне нужно просто подождать.
Съедаемый москитами, я просидел на тропе около часа. Но никто не вернулся.
К вечеру следующего дня я вернулся в селение. Ожидая экспедицию, я жил в деревне целый
месяц. Однажды, сидя в жилище шамана, я перебрал все его фигурки, но не нашёл среди них
тотема с изображением паучка. Видимо, шаман не считал его существом, обладающим
значительной защитной силой.
А этот перстень я заказал в мастерской, когда вернулся домой. Так что необдуманная фраза,
сказанная мной шаману, оказалась истиной – богов и покровителей не выбирают. Выбирая, можно
ошибиться. Всё истинное приходит само.
…История путешественника заканчивается вовремя. Объявляется посадка на самолёт. К трапу
мы идём вместе с ним, и я всюду с почтением пропускаю его вперёд. Никакого страха перед
полётом у меня уже нет.
В одно касание.
Сколько бы ни было людей вокруг
меня, но сам-то я один.
Умирал заживо – в полном, ясном сознании.
Смерть со счастливым концом.
Прогресс – это инстинкт Человечества.
Югославия: американцы и там томагавкнули.
Высвобождая человека от труда, цивилизация
занимает его своей главной
игрушкой – телевизором.
Если бы телевизор мог видеть сам, то он увидел бы море человеческих глаз, устремлённых
на себя. И в этих глазах он увидел бы
куда больше, чем показывает сам.
Человек в пути всегда находится
на каком-нибудь изломе.
Трагедия – взрослеть, не мужая.
Искусство требует жертв, но не все принимает, а с жертвенника уже не возвращаются.
Рожая урода, мучаются не меньше.
Что такое великие достижения человечества,
как не взаимная тяга полов, заполнившая различные формы?
Эпитафия: был горбат…
Он был таким старым и больным, что всё, что он сделал в молодости, было уже лучше его.
Большая, большая, чистая,
чистая пустая душа…
Женщина скинула пышную шубу,
и от неё не осталось ничего.
Тесно на катке – поскользнуться негде.
Помяв рубашку, не торопись жениться – попробуй вначале погладить сам.
Сосиске хотелось поколбаситься, но
у неё это плохо получалось.
– Конечно, с ним я была бы
счастлива, но не более…
В некоторых делах проще
совершенствоваться, чем исправляться.