‒ Рублей?
‒ Конечно, ‒ непонимающе смотрит на меня.
Хорош папаша. Ничего не жалеет для сына. Начинаю немного понимать положение Нины, прикидывая, что ей приходится нелегко. Погрязшая в хитросплетениях семейных проблем, бонусом получила навязчивого соседа, который так и не понял её чёткого «нет».
‒ О чём задумался? ‒ выставляет передо мной тарелку с завтраком и чашку с кофе. Сделав глоток, понимаю, что она даже сахар положила в нужном количестве.
‒ О том, какой твой муж мудак.
‒ Странно, мне всегда казалось, что мужская солидарность распространяется без ограничений.
‒ Странно говорить о солидарности с человеком, который готов выделить собственному ребёнку мизерную сумму при условии дороговизны современной жизни.
‒ Ты тоже считаешь, что этого мало?
‒ Несомненно.
‒ А сколько ты платишь своей дочери? ‒ неожиданный вопрос, как удар по рёбрам со всего маха, обескураживает.
Но я по-прежнему пока не готов поделиться с Ниной своей историей, опасаясь вызвать в ней элементарную жалость, когда чувство сострадания подменяет настоящую симпатию, заставляя человека находиться рядом исключительно из-за опасения причинить ещё большую боль отказом.
‒ Нисколько. Я ничего не плачу.
‒ Вы с женой договорились на определённую сумму? ‒ не унимается, упрямая.
‒ Можно итак сказать.
‒ Мне бы хотелось услышать твою историю. Мою ты почти всю знаешь.
‒ Нин, ‒ беру её ладонь в свою, перебирая каждый пальчик, ‒ я обязательно тебе всё расскажу. От начала и до конца, ничего не утаивая.
‒ Но?
‒ Но не сегодня. Можно? ‒ подношу ладонь, губами едва касаясь бархатной кожи. ‒ Сегодня я хочу насладиться тобой. Нами.
‒ Ты слишком торопишься, ‒ неприятно отрезвляет, медленно убирая руку и вновь сжимаясь.
Как только она немного приоткрывается, согревая своим светом, я обязательно делаю ошибочный шаг, и Нина вновь возвращается в свою комфортную раковину, закрываясь ото всех. Хоть молчи и не произноси ни слова, чтобы не брыкалась.
‒ Я позвоню адвокату, ‒ встаю, чтобы поговорить с сестрой жены без неё, корректно объяснив ситуацию. Нина провожает меня взглядом, и я сам себе обещаю, что, вернувшись, заключу её в объятия. ‒ Ир, привет. Говорить можешь?
‒ Привет, Игнатик! Рада слышать, ‒ раздражает, когда родственница меня так называет, но сдерживаюсь от замечания, планируя попросить о помощи.
‒ Ты сейчас где?
‒ В Москве. В понедельник назначено дело в суде, представляю важного клиента.
‒ Это я удачно. Просьба есть.
‒ Для тебя всё, что угодно, ‒ мурлычет в трубку. Поползновения Иры в мою сторону просёк давно, но усердно делал вид, что не замечаю явную заинтересованность своей персоной.
‒ Есть женщина. Развод и все дела. У неё процесс по разделу имущества. В понедельник, в десять. Нужно помочь.
‒ Ого, это за кого ты так просишь?
‒ За очень хорошего человека, ‒ цежу сквозь зубы, не желая посвящать Ирину в нюансы. ‒ Есть вариант помочь? Если нет, найду кого-то другого.
‒ Конечно, есть, ‒ словно просыпается и активно соглашается. ‒ Сможем встретиться в понедельник в половине девятого? Кратко пробежаться по основным моментам. У меня дело назначено тоже на десять, но я решу, кто в приоритете.
‒ Конечно, сможем, ‒ соглашаюсь, назначая место встречи в кафе, недалеко от нашего в офисе. Я, как и планировал, в понедельник появлюсь в компании, иначе Серёга скоро начнёт на меня рычать, разбираясь с накопившимися проблемами в одиночку.
Далее следует бессмысленная беседа с дежурными вопросами и воспоминаниями о Свете, которые сейчас не планировал тормошить. Но Ира, как назло, опускается до тонких подробностей, вызывая лишь раздражением ненужностью высказываний. С трудом прощаюсь с родственницей, лишь потом понимая, что Нина должна узнать мою историю до понедельника, в противном случае Ирина не упустит шанс высказаться о моей семье, почувствовав мою симпатию к другой женщине.
‒ Договорился, ‒ возвращаюсь на кухню, ‒ встретимся в понедельник в половине девятого, чтобы успеть обговорить нюансы и, скорее всего, сразу отправиться в суд.
‒ Спасибо, ‒ немного оттаивает.
Её ладони скользят по моим плечам, обдают теплом и обвивают шею, притягивая. Нина осторожно касается моих губ, словно опасаясь, что оттолкну. Неужели она столько раз оказывалась ненужной, непонятой?
Углубляю поцелуй, с жадностью наслаждаясь её прерывистым дыханием и тихим стоном, который остаётся на языке, ощутимо вибрируя. Она этим стоном подстёгивает желание развеять все предубеждения о нелюбви к утренней близости, на что я и надеюсь, когда двигаюсь вместе с ней в спальню, попутно избавляя нас обоих от одежды. Не сопротивляется, подставляет шею под мои губы, и я с наслаждением припадаю к пульсирующей венке, которая подобно тонкой нити извивается под кожей.
Не останавливает, не отталкивает, изучает ладонями моё тело и притягивает всё ближе и ближе. Желание концентрируется в паху, возбуждение бьёт набатом, желая только Нину. Оказаться в ней, вбиваясь в тесное лоно и теряясь в забытых ощущениях.