Простые смертные

– Холли. Много лет назад ты дала одно весьма опрометчивое обещание сумасшедшей старухе, удившей с причала рыбу. Ты никак не могла знать истинных последствий этого обещания, но слово свое ты, тем не менее, сдержала, и это, увы, послужило причиной того, что и ты оказалась вовлечена в Войну Хорологов с Анахоретами. Когда несколько часов назад Маринус и я…э-э-э… тебя покинули, твоя первая роль в нашей Войне наконец завершилась. Спасибо. Я благодарю тебя не только от своего имени, но и от имени всех Хорологов. Ну, а я лично обязана тебе жизнью. – Мы дружно поддержали Эстер, и она продолжила: – А теперь я сообщу вам одну хорошую новость: завтра к шести вечера по всемирному времени наша Война будет закончена.

– Мирный договор? – спросила Холли. – Или сражение не на жизнь, а на смерть?

– Скорее второе, – сказал Аркадий, запустив пальцы в свои густые волосы. – Браконьеры и егеря мирных договоров не заключают.

– Если мы победим, – сказала Эстер-Уналак, – ты будешь совершенно свободна, Холли. Если же нет, то нам будет уже не под силу устраивать всякие драматические спасения. Скорее всего, мы тогда будем совсем мертвы. И лгать тебе мы не собираемся. Нам неизвестно, как наши враги способны прореагировать на победу, нашу или свою. Особенно Константен – она на редкость злопамятна.

Холли, естественно, встревожилась:

– Разве вы не можете более точно предсказать будущее?

– Уж тебе-то известно, что значит предсказание, Холли, – сказала Эстер. – Это всего лишь мимолетный промельк будущего. Это как бы некие разрозненные точки на карте, но никогда вся карта целиком.

Холли задумалась.

– Вы только что сказали, что я сыграла свою первую роль в вашей Войне. Значит, подразумевается, мне предназначена и какая-то вторая?

– Завтра, – вступила я, – Анахорет весьма высокого ранга по имени Элайджа Д’Арнок должен появиться на галерее дома 119А. Этот Д’Арнок предлагает провести нас в Часовню Мрака и помочь нам ее разрушить. Он называет себя перебежчиком, которому больше не под силу выносить те бесконечные злодеяния, которые связаны с высасыванием душ из невинных доноров.

– Но вы, судя по всему, не очень-то ему верите?

Ошима, побарабанив пальцами по столу, твердо заметил:

– Я не верю!

– А разве не может кто-то из вас проникнуть в мысли этого перебежчика и проверить, правду ли он говорит? – спросила Холли.

– Я уже совершала подобную ингрессию, – сказала я, – и обнаружила, что рассказанная им история вроде бы вполне соответствует действительности. Но любые свидетельства, даже самые очевидные, можно подделать, а на свидетелей оказать тайное давление. У всех перебежчиков весьма сложные взаимоотношения с правдой.

Следующий вопрос Холли был очевиден:

– В таком случае зачем рисковать?

– Потому что теперь у нас есть секретное оружие, – ответила я, – и свежий ум.

Все дружно посмотрели на Эстер-Уналак.

– Тогда, в 1984-м, – сказала она, обращаясь к Холли, – когда мы совершили то, что теперь называем нашей Первой Миссией, в стене твердыни нашего противника я заметила тонкую, как волос, трещину. Эта трещинка тянулась от потолка к иконе. И я надеюсь, что мне… возможно, удастся эту трещину расширить.

– И тогда, – пояснила я, – Мрак хлынет в Часовню и разрушит ее. Слепой Катар, и без того существующий в лучшем случае наполовину и только внутри Часовни, исчезнет совсем. Любой Анахорет, которого Мрак коснется своими щупальцами, погибнет. Те же Анахореты, которые будут в этот момент в другом месте, за пределами Часовни, утратят свой вечный источник психической энергии и начнут стареть, как и все простые смертные.

И тут Холли задала совершенно неожиданный вопрос:

– Вы сказали, что Слепой Катар – это некий гений, некий мистический Эйнштейн, который оказался способен с помощью «мысли» создать нечто материальное. Как же он мог не заметить, что его творение ущербно, что в нем имеется брешь?

– Эта Часовня была построена на вере, – ответила Эстер, – но любой вере требуются сомнения – как и материи требуется антиматерия. Та трещина – это сомнения Слепого Катара. Она возникла еще до того, как он стал тем, кем является теперь. В ней проявилась его неуверенность в том, что он действительно исполняет волю Господа, что он действительно имеет право отнимать у других душу и жизнь, дабы самому обрести возможность бесконечно обманывать смерть.

– Значит, вы собираетесь… сунуть в эту трещину… динамит?

– Нитроглицерин не оставил бы на этой дивной картине ни малейшей царапины, – сказал Ошима. – Это место веками выдерживало натиск Мрака. Ядерный взрыв, возможно, справился бы лучше, но боеголовки как-то не очень транспортабельны. Нет, нам нужен особый, психозотерический, «динамит».

Эстер-Уналак откашлялась и тихо сказала:

– И этим «динамитом» стану я.

Холли посмотрела на меня и на всякий случай переспросила:

– Это миссия-самоубийство?

– Если наш перебежчик лжет, если его обещание помочь нам относительно безопасным способом разрушить Часовню – это просто ловушка, то подобный исход вполне возможен.

– Маринус хочет сказать, – пояснил Ошима, – что это действительно миссия-самоубийство.