Простые смертные

Некоторое время мы молчали. Я случайно уколола его в шею, и он ойкнул, а я сказала: «Извини, пожалуйста», и он поспешил меня заверить: «Ничего страшного!», как самый настоящий ирландец. Полудикий кот Кранчи, названный мною так в честь полузабытого шоколадного батончика, прошелся по кухонному подоконнику. Зимбра его, разумеется, заметил, но решил не удостаивать своим вниманием и не поднимать шум. Рафик спросил:

– Холли, а как ты думаешь, к тому времени, как мне исполнится восемнадцать, университет Корка уже будет снова открыт?

Я слишком сильно любила этого мальчика, чтобы с легкостью разбить его заветную мечту.

– Возможно. А что?

– Я хочу, когда вырасту, стать инженером.

– Это хорошо. Цивилизации нужно как можно больше инженеров.

– Мистер Мурнейн сказал, что нам будет нужно все чинить, все заново строить и очень многое перемещать с места на место, как это сделали Нефтяные Государства. Но только делать все это придется без нефти.

И надо было начинать лет сорок назад, подумала я.

– Он прав. – Я подтащила стул и села напротив Рафика. – Опусти-ка голову. Я подстригу тебе челку.

Я подняла его челку расческой и постепенно состригла те волосы, что оставались торчать между зубьями, на высоту примерно в сантиметр. У меня получается все лучше и лучше, подумала я. Но, заметив, какое странно напряженное лицо вдруг стало у Рафика, я перестала его стричь и привернула звук радиоприемника до минимума.

– В чем дело, Раф, дорогой?

У него был такой вид, словно он пытается что-то вспомнить, поймать какой-то далекий отзвук прошлого. Потом он посмотрел на подоконник, но кот уже ушел.

– Я помню, как кто-то меня стриг… Какая-то женщина… Ее лица я не помню, но помню, что говорила она по-арабски…

Я откинулась на спинку стула и опустила ножницы.

– Возможно, одна из твоих сестер? Кто-то же должен был тебя стричь до пяти лет.

– А у меня были короткие волосы, когда я сюда попал?

– Во всяком случае, я не помню, чтобы они были длинные. Ты был почти мертв от голода и холода и чуть не утонул, так что длину твоих волос я как-то не запомнила. Но, Раф… ты можешь вспомнить черты этой женщины?

Рафик наморщил лоб.

– Понимаешь, если я вроде как прямо на нее не смотрю, то вижу ее лицо, а как только пытаюсь хорошенько ее разглядеть, лицо сразу расплывается и исчезает. Иногда я вижу ее во сне, но когда просыпаюсь, все лица уже снова исчезают, остаются только некоторые имена. Одно имя я помню: Ассия; по-моему, это моя тетя… а может, сестра. Возможно, это как раз она с ножницами. Хамза и Исмаил – это мои братья, мы вместе плыли на той лодке… – Я уже многократно все это слышала, но не стала прерывать Рафика, раз ему вновь захотелось попытаться связать вместе обрывки той жизни, что у него была до Ирландии. – Хамза был смешной, а Исмаил – нет. Там, на лодке, было очень много людей – и мы были прижаты друг к другу плотно-плотно. А женщин там совсем не было и детей тоже, только еще один мальчик, как я, но он был бербером, и я не очень хорошо его понимал, когда он говорил по-арабски. И почти всех очень тошнило, они говорили, что это морская болезнь. Но меня совсем не тошнило. А в туалет все ходили прямо через борт. Исмаил говорил, что мы плывем в Норвегию. Я у него спросил: «Что такое Норвегия?» И он сказал, что это такое безопасное место, где мы сможем заработать денег, где нет лихорадки Эбола, где никто ни в кого не стреляет… И мне это очень понравилось, но мы все плыли и плыли, много дней и ночей, и потом стало совсем плохо… – Рафик нахмурился и помолчал. – А потом мы увидели огни за полосой воды – это был берег какого-то залива, но видно было плохо, потому что была ночь и на берегу шло какое-то большое сражение. И Хамза сказал нашему капитану по-арабски: «Это не может быть Норвегия!», а капитан ему ответил: «С какой стати мне вам врать?», и Хамза, который, по-моему, держал в руках компас, сказал: «Посмотрите, нам нужно еще проплыть к северу», а капитан рассердился и выбросил компас за борт. Тогда Хамза сказал остальным: «Он врет нам, чтобы сберечь топливо. Эти огни на берегу – вовсе не Норвегия! Это какая-то другая страна!» И все закричали, начали стрелять, и… – В глазах и в голосе Рафика появилась уже знакомая мне пугающая пустота. – Именно это мне в основном и снится в кошмарах. Мы ведь были там так стиснуты, что…

Я вспомнила, как Хорологи умели «редактировать» плохие воспоминания, и пожалела, что сама не способна сделать Рафику столь милосердный дар. Или не милосердный… не знаю.

– …было не повернуться. А потом мне всегда снится, как Хамза кидает в воду спасательный круг и говорит мне: «Прыгай, мы вместе поплывем к берегу», но я не прыгаю, и тогда он бросает меня в воду, а потом… потом никто больше за мной в воду не прыгает… И больше я ничего не помню. Я все забыл. – Рафик вытер мокрые глаза тыльной стороной ладони. – Все. Всю свою семью. Все их лица…