Надпись «Стойте» сменилась надписью «Идите», и я, задумавшись, упустила шанс. Пересекая Мэдисон-авеню, я буквально чувствовала во рту привкус паранойи и упорно искала глазами Пфеннингера или Константен среди тех, кто сидел в автомобилях на перекрестке. Последний квартал до парка оказался особенно забит пешеходами, и мне пришлось бежать чуть ли не вприпрыжку, лавируя между ними и думая, а действительно ли молодая любительница бега трусцой в наушниках, толкающая перед собой легкую детскую коляску, та, за кого себя выдает? Что, если, как только Холли с ней поравняется, воздух задрожит и откроется Вход? И с какой стати вон тот юный чиновник так пялит глаза на нее, худую изможденную пятидесятилетнюю женщину? Впрочем, он и на меня тоже уставился, так что, возможно, ему просто нечем заняться, вот он и рассматривает прохожих. Ошима не отставал от меня, двигаясь по противоположному тротуару и куда лучше вписываясь в утреннюю суету. Мы миновали собор Святого Иакова, красные кирпичные стены которого в давние времена возвышались над всеми сельскими домишками тогдашнего Манхэттена. Ю Леон Маринус однажды присутствовал здесь на свадьбе году так в 1968-м; жених с невестой теперь уже стали восьмидесятилетними стариками, если вообще еще живы.
На Пятой авеню движение стало чрезмерно плотным и нервным. Холли стояла возле группы китайских туристов, которые очень громко на кантонском диалекте говорили о том, до чего Нью-Йорк оказался тесным, грязным и вонючим, совсем не таким, как они ожидали. На той стороне улицы Ошима как ни в чем не бывало прислонился к углу какого-то здания; лицо его почти полностью скрывал капюшон. Мимо проехал автобус с электронной рекламой только что вышедшего фильма по роману Криспина Херши «Эхо должно умереть», но Холли даже головы не повернула и смотрела только в сторону парка. Я успокоилась. Мои инстинкты молчали, значит, враги нам пока не угрожали. А вот когда мы доберемся до гостиницы на Бродвее, где она остановилась, возможно – если, конечно, Холли не развернется и не пойдет назад, – мне придется плюнуть на собственные угрызения совести и осуществить Акт Убеждения ради ее же безопасности. Анахореты вряд ли станут действовать поспешно и необдуманно. Опровергнуть обвинения в убийстве, да еще и совершенном среди бела дня в публичном месте, при свидетелях, – дело слишком сложное и хлопотное. Реальность на Пятой авеню этим дождливым утром представлялась мне именно такой, какой и была на самом деле.
Неторопливый и тяжеловесный джип взобрался на тротуар; из него выпрыгнула молодая женщина в полицейской форме и протянула Холли свое удостоверение.
– Мэ-эм? Вы Холли Сайкс?
Холли словно выдернули из другой реальности и вернули в ту, что ее окружала.
– Да, я… а что?..
– И вы
Я поискала глазами Ошиму, который уже переходил через улицу. Из джипа вылез огромный мужчина-полицейский и присоединился к своей коллеге.
– Холли Сайкс?
– Да. – Холли невольно поднесла руку к губам. – С Аоифе ничего не случилось?
– Мисс Сайкс, – затараторила женщина-полицейский, – к нам в участок рано утром позвонили из британского консульства, попросили объявить всеобщую тревогу и непременно разыскать вас – мы с вами разминулись буквально на несколько минут, когда вы ушли из гостиницы. К сожалению, вчера вечером в Афинах ваша дочь попала в автомобильную аварию. Ее уже прооперировали, и сейчас ее состояние стабильное, но вас просят вылететь домой ближайшим рейсом. Мисс Сайкс, вы меня слышите?
– В Афинах? – Холли оперлась о капот патрульной машины. – Но Аоифе находится на каком-то острове… Что… Насколько серьезно…
– Мэм, мы
Я шагнула вперед, чтобы сделать… сама не знаю что, но Ошима меня оттолкнул:
Ошима был прав, но…