— Теперь я тебя поняла, — кивнула в ответ Наталья Петровна. — А Иринку про Димитрия я все же спрошу, — зашептала она мужу на ухо, — но не сейчас. Нельзя с бухты-барахты ребенку голову морочить. Пойдем, Ириночка, на речку купаться, — обратилась она к девчушке. — А то у нас на даче все есть — и лес, и ягода, а вот речки нет. Так что давай уж тут накупаемся!
Она поднялась с лавочки, взяла Иринку за руку и пошла вперед по дорожке. Иринка рядом с ней весело подпрыгивала и чему-то смеялась, а Павел Антонович смотрел и любовался женой.
«Красавица она у меня, настоящая красавица, всем взяла — и статью, и походкой!» И заторопился за ними следом.
Глава 17
Он спустился вниз к условленному часу и увидел внизу зеленый «рено». Катя стояла рядом с автомобилем и разговаривала с невысоким плотным мужчиной с проседью в густых черных волосах.
— Познакомьтесь, — нежным мелодичным голосом сказала Катя — Жак Солье. Жак любезно согласился помочь мне показать вам Шартр. Он очень любит шартрский собор.
Мужчины крепко пожали друг другу руки, пристально взглянув в глаза, выясняя, кто таков? Глаза Жака, темные, умные, смешливые, смотрели тепло и с симпатией. А глаза Александра Павловича? Этого он не знал — скорее всего с желанием понять, с кем имеет дело.
— Рад познакомиться, — сказал по-французски Александр Павлович.
— И я рад, — мягко грассируя, по-русски ответил Жак.
Брови Александра Павловича удивленно взлетел кверху, вот уж чего он не ожидал, так это русского языка от француза. Но почему, собственно? Судя по возрасту, француз вполне мог быть сотрудником Катиного отца, а им, наверное, полагается знать русский язык. Он невольно спросил взглядом подтверждения своей догадки у Катерины и в ответ получил тоже взгляд, горделивый и вместе с тем необыкновенно скромный. И ему почему-то расхотелось задавать дальнейшие вопросы. Показалось, что и так уже все ясно и не нужны никакие объяснения.
— Учу, учу, — добродушно подтвердил француз.
— И это ваша учительница? — с трудно определимым, но скорее всего ревнивым чувством осведомился Александр Павлович, вспомнив уроки французского языка, которые давал Екатерине в Москве.
— Нет, это мой со-бе-сед-ник, — старательно выговорил Жак и с таким обожанием взглянул на Екатерину, что и намека хоть на какую-то деловитость в их отношениях не осталось. Катенька тоже улыбнулась ему в ответ. Александр Павлович сказал бы, что улыбнулась она сиятельно. Она смотрела и двигалась с неподражаемой прелестью, какая появляется лишь у любимых женщин, ведь в глазах любви они — совершенство, и в самом деле становятся совершенными. А Жак смотрел на нее глазами любви, сомнений в этом не было. Отвечала ли она ему взаимностью? Она отвечала тем, что благодарно раскрывалась, как раскрывается цветок в теплых лучах солнца, набирая щедрую яркость красок, особую тонкость аромата. Возможно, сердцевина отношений была пламеннее, но разве разглядишь ее за пышным цветением благоухающих лепестков?
И еще странность — Александр Павлович уловил шестым чувством, что на этот раз его не списали со счетов, он принят в паладины Екатерины Прекрасной, занял законное место в ее свите и воспринимается как соперник. Почему-то ему было это приятно. Почему? Да потому что он тоже мог не таясь восхищаться, добиваться внимания, надеяться на успех.
Нежная бережность сквозила в каждом жесте Жака, он подвел Катеньку к машине, открыл дверцу, усадил на заднее сиденье — и она, и он были хозяевами и отвели лучшее место гостю. Усевшись за руль, Жак улыбнулся Катеньке в зеркало и мягко тронул машину с места.
Через пять минут Александр Павлович почувствовал себя первым остроумцем, ловко парируя шутливые выпады Жака. Веселым турниром они развлекали прекрасную даму и, чувствуя друг в друге достойных партнеров, от души наслаждались сами искусством словесного фехтования. Но вот кончилось парижское предместье, не радующее ни архитектурой, ни живописностью, как не радует глаз город Красногорск, и Жак предложил Александру Павловичу оглядеться.
— Характернейший пейзаж, сердце Франции, — сказал он. — Вам как переводчику пригодится, и послушаем вместе Жюльетт Греко.
Он нажал на кнопку магнитофона, и поплыл низкий бархатный голос. Александр Павлович с благодарностью взглянул на Жака.
— Именно о ней я и мечтал. Даже собирался поискать записи. Слышал всего несколько песен, но полюбил на всю жизнь.
Жак кивнул:
— Я не сомневался, что у нас много общего. Раз мы любим одну и ту же женщину, непременно будем друзьями.
О какой идет речь? О поющей или о сидящей там, на заднем сиденье? Александру Павловичу показалось, что он понял правильно, поэтому уточнять не стал. Тема любви прозвучала для него неожиданно, и он тоже улыбчиво покивал в ответ, выражая искреннюю симпатию и готовность дружить, но был рад, что нет необходимости продолжать разговор, откинулся на спинку и принялся смотреть в окно.