Простые волшебные вещи

– Ну уж «обыкновенным» его вряд ли можно назвать… Он – Мастер Сопровождающий Мертвых. Старик осматривает покойников, которые имели неосторожность попасть в наше заведение, – объяснил я.

– Специалист по дохликам, которых находят грызы? – Андэ быстро конвертировал информацию. – Лихо!

– Ты бы все-таки завязывал со своими юношескими фобиями, дружок! – вздохнул я. – Сил моих больше нет объяснять тебе, что среди столичных полицейских попадаются славные ребята…

– А что я должен «завязывать»? – озабоченно переспросил Андэ. – Что-то я не впиливаю…

Мне оставалось только смеяться: благодаря нашим с Андэ беседам сленговые словечки разных Миров переплетаются самым причудливым образом!

Тем временем сэр Скалдуар Ван Дуфунбух с достоинством прошествовал по переполненному залу. Добрался до столика по соседству с нашим, где и приземлился, приветливо с нами поздоровавшись.

– Оказывается, сэр Андэ не только один из лучших поэтов нашего времени, но и великий пропагандист! – заметил он. – Скоро в «Трехрогой луне» будет собираться весь Тайный Сыск. И только непоколебимый сэр Халли останется сидеть в «Обжоре» в гордом одиночестве…

– Вы его еще не знаете! – возразил я. – Джуффин составит график дежурств, и мы будем вынуждены ходить с ним в «Обжору» по очереди. Он же настоящий тиран!

Впрочем, отшутился я почти машинально. Честно говоря, я был потрясен до глубины души: сэр Скалдуар без намека на иронию назвал Андэ «одним из лучших поэтов нашего времени» – кто бы мог подумать! А я-то до сих пор полагал, что парень, мягко говоря, преувеличивает свои литературные таланты. И ни разу не потрудился внимательно вслушаться в его пьяное бормотание (до сих пор Андэ решался декламировать стихи в моем присутствии, только напившись до полной утраты человеческой формы). Боюсь, в глубине души я испытывал идиотскую, наивную уверенность, будто гениальный поэт непременно должен быть высоким, стройным и красивым, с огненным взором, окруженный ореолом таинственности. И, желательно, кристально трезвым. Глупо, конечно…

Тем временем в трактире наступила полная тишина. Это случилось внезапно, словно бы некоему невидимому режиссеру вдруг взбрело в голову нажать на кнопку и выключить звук в этой точке Вселенной. Возле стойки застенчиво топтался какой-то симпатичный седобородый дядька.

К слову сказать, его облик почти соответствовал моим дурацким представлениям о великих поэтах: высокий, стройный, красивый. Вот только никакого «ореола таинственности» там не было и в помине, а «огненный взор» если таковой имелся в наличии, скрывался за стеклами очков… Зато стихи у него были колдовские – мне и не снилось, что нечто подобное можно услышать в переполненном трактире, в двух шагах от Площади Зрелищ и Увеселений, и вообще на этом свете! Разве что в каком-нибудь специальном раю для любителей поэзии…

Потом, в течение вечера, благоговейная тишина, свидетельствующая о том, что происходящее заслуживает внимания, наступала еще несколько раз, но стихи остальных мэтров не затронули никаких таинственных струн в моем организме. Возможно, у меня просто не осталось душевных сил: они были растрачены за один присест. Этот седобородый скромник душу из меня вытряс!

– Макс, последние полчаса ты скверно выглядишь, – наконец встревожился Лонли-Локли. – Что-то случилось?

– Случилось страшное. Я услышал хорошие стихи и меня проняло. Теперь я несколько суток кряду буду бродить как во сне и демонстрировать окружающим явные признаки врожденного слабоумия… Меня пронимает редко, зато со страшной силой! Как его, кстати, зовут, этого потрясающего бородача? Кто-нибудь знает?

– Какого именно бородача вы имеете в виду? – поинтересовался Андэ. – Их здесь много.

– Разве?.. Ну этого, с седой бородой, в очках. Когда он вышел, все сразу замолчали – в первый раз за этот вечер.

– Так это был сам Киба Кимар! – Андэ встрепенулся. – Вам действительно понравилось, Макс?

В голосе моего приятеля явственно звучало недоверие.

– А что, незаметно? – смущенно спросил я.

Почему-то мне всегда бывает неловко признаваться в подобных вещах. Раздеться догола в общественном месте – еще куда ни шло, а вот обнародовать тот факт, что хорошие стихи иногда задевают некие тайные струнки в моей смешной душе, – это, как мне кажется, слишком!

– Ну вы впилили! – Андэ покачал головой. – Вообще-то считается, что его стихи только для самых тонких ценителей… Если честно, я и сам иногда не могу впилить, почему вокруг Кибы поднимают столько шума. А иногда могу… Только для этого мне нужно принять не меньше трех тарелок самого наваристого супчика из «Старой колючки»!