Настоящим. Я так быстро вижу людей, что обмануть меня практически невозможно.
Так было всегда?
Да. Эта способность передалась мне от мамы.
Если бы вы вдруг оказались на необитаемом острове, но со всеми удобствами, какие бы три фильма вы с собой взяли?
Боюсь показаться романтичным, но я бы взял с собой «Белое солнце пустыни» и «Семнадцать мгновений весны». Это фильмы, которые я знаю наизусть. Сегодня так много новых красивых фильмов, и сняты великолепно, и спецэффекты потрясающие, но уже через день хочется посмотреть новый.
Почему?
Потому что в душу не западают.
А вам важно, чтобы западало в душу?
А вам разве нет? Вспомните, какие раньше были песни, какие исполнители. А сейчас что на эстраде творится? Лабутены в штанах?
Вы меня удивили. Вы видели этот новый клип Шнура?
Конечно, видел, дети показали. Великий певец Валерий Ободзинский жил в коммунальной квартире, будучи известным всей стране. Анна Герман жила в небольшой двухкомнатной квартире. А сейчас что? Недавно слушал интервью с одной певицей, которую я даже не знаю, и думаю, что никто ее не знает, и она говорит: «Я приехала в Москву нищей три года назад, а теперь у меня квартира пятьсот метров». Наверно, поет где-то в ресторанах. А Ободзинский отказался петь в «Метрополе», когда ему сказали: «Может, с карликами споешь?» Он встал и ушел, потому что знал себе цену. Потому что у него кусок золота в горле был, а не голос. В те времена люди вообще знали себе цену. И это касалось не только искусства. Это касалось и промышленной области, и государственной власти, и всего общества в целом.
Общество стало более циничным?
В обществе появилась гордыня, а гордиться-то нечем. Многие считают себя царями, а царя-то там и нету. Хоть рентгеном смотри — царя не увидишь. Для меня все, кто приезжает на завод, делятся на две части — одни говорят после экскурсии: «Как тебе все это удалось, какой труд!», а другие: «Тебе повезло, у тебя такая продукция, можешь за доллары продавать!» Отвечаю: «Ну а вы что за доллары не продаете?» — «А нам нечего», — говорят они. Конечно, нечего, если такая гордыня. Жигули-то за доллары никто покупать не будет, поэтому АвтоВАЗ опять и перевели на четыре рабочих дня.
Я могу об этом писать?
Конечно. А мне кого бояться? Отношение людей к своему делу поменялось заметно. Если раньше, в девяностых годах, когда я выводил из кризиса завод, на котором за два года была не выплачена зарплата и за три года не было оплаты за электроэнергию, люди говорили: «Станислав Николаевич, мы подождем свою зарплату, главное — завод». А сейчас, не успев прийти на работу и ничего не сделав для завода, сразу спрашивают: «А сколько я буду получать?»
Может быть, им просто страшно или они не уверены в своих способностях?
Мне кажется, что некоторые из них, наоборот, излишне самоуверенны. Как человек, который еще ничего вам не дал, может спрашивать, сколько он получит? Так не бывает. Чтобы что-то получить, нужно сначала дать. А что касается чувства страха, так это же нормально. На все наши страхи всегда находятся пути решения. Мы смотрим на знаменитых артистов и нам кажется, что они выходят на сцену и у них нет мандража. А он у них есть. Недавно кто-то из звезд сказал: «Да я сорок лет на сцене, а выхожу — и каждый раз у меня руки и ноги трясутся».
Что для вас правда?
Правда для меня — это все. Самое большое, что я ценю в людях, — это честность. Я всю жизнь говорю правду — меня так мама воспитала. Жить с этим очень тяжело, но зато не надо вспоминать, что ты говорил раньше. На заводе все знают, что я могу простить любой проступок, но я не могу простить ложь. Ложь — это «до свидания, мы больше с тобой не работаем». Если, конечно, это не святая ложь, когда Герман Титов сказал своей жене, что поехал на тренировку, а сам полетел в космос.
А трусость можете простить?
Могу. Это приходящее и уходящее качество. Человек может в какой-то момент испугаться, так бывает. Иногда ему поможешь, и он крепко встает на ноги и идет по жизни нормально.
Вы можете вспомнить ситуацию, когда вам было страшно, но вы все равно шли вперед?